Учиться, влюбиться... убиться?

Гончарова Галина Дмитриевна Учиться, влюбиться… убиться?

Часть первая "Не бросайте меня в терновый куст."

Глава 1

Вообще-то я нормальная. Ну, или была до дня Ивана Купала. Даю вам самое честное пионерское слово — я была абсолютно вменяемой занудой, одной из самых занудных в группе. Носила старые джинсы — просто потому, что так удобнее, читала детективы на переменах, вместо того, чтобы разговаривать с подругами, и никогда не красилась — просто из лени. Да, позвольте представиться, меня зовут Юля. Но все всю жизнь называют меня Леля, хотя я просто ненавижу это имя. Леля — это что-то такое высокое, худое, задумчивое и с интересной бледностью лица, происходящей от несварения желудка. И очень стервозное внутри. А я всю жизнь веселая, взбалмошная, с вечным румянцем во всю щеку, и волосами, которые принципиально торчат в разные стороны. Им, видите ли, так удобнее. А то, что я ни одну прическу не могу сделать, на голове всю жизнь как воронье гнездо — это не учитывается, это вообще мелочи. Еще я являюсь студенткой биологического факультета, просто по призванию души и читаю запоем книги. В общем, все как у всех, ничего особенного, велосипед не изобретаем и не крадем. И вот случилось историческое событие. Хотя тогда я называла его обычным заскоком по фазе.

В одной из книг я наткнулась на описание ночи на Ивана Купалу. Если кто не знает, я напомню. Это с шестого на седьмое июля, по новому стилю. В эту ночь прыгают через костер, обливают друг друга водой, а главное, собирают магические травы. И самое главное — в эту ночь цветет цветок папоротника. И кто сорвет его, тому будут ведомы все тайны на земле. То есть, у него еще много функций, но эта меня заинтересовала больше всего. И я решила — надо ехать. Уж я-то наверняка найду этот цветок. Вот стукнуло мне что-то в голову. Или по голове… Но если я упрусь в одну идею — уж поверьте мне, второй в моем мозгу не уместиться. Места, наверное, мало.

И я отправилась в лес за цветком папоротника. Собралась в темпе вальса, чтобы не передумать, и поехала, как и решила, за сотню километров от города. Предупредила маму, что вернусь на следующее утро, мама махнула рукой и сказала катиться колбаской и быть поосторожнее. Особо она за меня не боялась. Мы в этом лесу каждый год отдыхали на турбазе, так что я там пенек от пенька на ощупь знала. Отца решили не информировать, брат просился со мной, но я его отшила, сказав, что без сопливых скользко. Я даже не боялась ехать в лес одна. Компас был, карта леса и фонарик были, одета я была тепло — так что за меня беспокоиться? Волки в нашем лесу уж триста лет как не водятся, а кабаны и лоси сами к человеку не подойдут. Да и человека к себе не подпустят. Оставались еще люди, которые похуже всяких зверей, но я ними я постараюсь не встречаться. В лесу шаги далеко слышно, успею спрятаться.

В общем, самые страшные звери в нашем лесу были комары. Огромные и злющие. И некормленые с зимы. И вот иду я, любимая, от автобусной остановки, а от нее еще до леса километров семь пилить, да еще в лесу устраиваться, а уже темнеет. Ничего, вот доберусь, разведу маленький такой костер, и буду жарить на нем взятый из дома хлеб с крахмально-бумажно-красительной колбасой, а потом пойду искать этот цветок папоротника. И обязательно найду его. Найду, потому что иначе нельзя. Я всегда верила в чудеса, а значит, они должны происходить в жизни. Обязаны! А иначе — как жить без чудес? Этого и не понимали мои однокурсницы. Они не понимали, почему мне хочется плакать на рассвете, когда солнце такое большое и чистое, а мир такой открытый и нежный, словно спящий котенок. А я, грешна, никогда не понимала, чем косметика от фирмы Avon лучше или хуже фирмы Faberlic, и как можно в пятый раз обсуждать немодный свитер училки по математике и ресницы мальчика на соседней парте. Может, это просто моя ущербность? Не знаю. Но мне всегда было от этого тоскливо. Потому-то у меня и друзей было мало. А сейчас я шла по деревне, готовясь свернуть на проселочную дорогу…

— Леля! — окликнул меня знакомый голос.

Я обернулась, улыбаясь до ушей. Голос, знакомый и родной, принадлежал бабе Вере, у которой мы всегда покупали молоко. Всю жизнь, с тех пор, как меня в возрасте трех лет первый раз привезли на турбазу. Мы приходили к вечерней дойке молока, баба Вера наливала нам трехлитровую банку, и молоко было теплое и странно живое, и мы с братом не выдерживали и отпивали по нескольку глотков прямо из банки, ссорясь за право первой очереди.

— Здравствуйте, баб Вера.

— Вечер добрый, Леля. Вы отдыхать приехали? — спросила старушка.

— Нет, это моя самодеятельность, — откликнулась я. — Захотелось отметить ночь на Ивана Купала.

Лицо бабы Веры словно потемнело.

— Зря ты это задумала, Леля, зря.

— Почему? — не поняла я.

— Сегодня темная ночь, — непонятно ответила она. — Кто знает, ЧТО сегодня выйдет из ВОРОТ…

— Из каких ворот?

— Это неважно. Может, не пойдешь?

— А куда мне тогда? Автобус уже уехал…