Удача близнецов

Дальше они ехали молча, миновали глиняные ямы и подъезжали к садам, как вдруг навстречу из гущи деревьев выбежал молодой мужчина, босой, в развевающейся рубашке, и голый ниже пояса. Член у него был очень большой, красный, с рельефными венами, и стоял так, что чуть ли не касался живота. Глаза у мужчины горели безумием и похотью, в правой руке он сжимал штаны и размахивал ими, словно знаменем, а в левой держал за ремешки пару башмаков.

Паладин даже на миг остолбенел от такого зрелища. Все-таки не каждый день на тебя из кустов цветущей жимолости выбегает безумный мужик с огромным членом наперевес.

Позади раздался спокойный, но усталый голос Луиджины:

– Ну вот видите. И тут они все такие, уже сутки… Как бы и вправду не перемерли от любовного истощения. Это, кстати, здешний священник.

Кавалли от ее голоса опомнился, и быстро призвал на мужика очищение. Тот запнулся, чуть вскрикнул и свалился на дорогу ничком. Паладин спешился, подошел к нему и медленно провел ладонью вдоль тела, с головы до ног. Вздохнул:

– Фейские чары. И очень сильные… Настолько, что даже посвященный под них попал.

Он перевернул мужчину на спину. У того из-за ворота рубашки выпал на цепочке золотой медальон с синим эмалевым акантом. Паладин на всякий случай снова призвал очищение, и не зря: мужчина пошевелился, застонал и сел, держась за голову. Его мужской орган ослабел, съежился и выглядел теперь как обычный член в спокойном состоянии, даже не особо крупный. Только цвета был слегка синюшного.

– О, боги… какой кошмар, – простонал мужчина, открыл глаза и посмотрел на паладина. В его взгляде больше не было ни похоти, ни безумия. – Спасибо, сеньор паладин… А как вы здесь оказались? Кто-то успел убежать раньше?

Луиджина тихонько кашлянула:

– Кхм, полагаю, кроме вас – никто. Я еще вчера вечером увидела, что в селе происходит, и еле вырвалась… вот ехала паладинов вызывать и встретила сеньора.

– А… А сколько времени-то прошло? Всё как в бреду было, – мужчина принялся надевать штаны, так и сидя на дорожке.

– Сутки, наверное, – сказала Луиджина. – Вечером, часов около шести, уже творилось непотребство.

– Вот что, сеньор посвященный, – сказал Кавалли. – Давайте-ка мы с вами пойдем вон туда, к навесу гончаров, и вы нам расскажете что сможете. Кстати, позвольте представиться – паладин Андреа Кавалли.

– А, я вас вспомнил, – расплылся в довольной улыбке священник. – Вы зимой у нас были. Вы к нашему округу приписаны.

– Верно. А вы, стало быть, посвященный Мастера Лорано Альчесте? – не столько спросил, сколько отметил Кавалли.

– Да. Ох, за что ж меня так боги покарали… Видно, плохим я был священником, раз на меня эти чары так подействовали, – посетовал посвященный Лорано, и стал надевать башмаки. Было заметно, что он очень смущается того, в каком виде его только что увидели и паладин, и сеньора Луиджина.

– Чары были фейские, – задумчиво сказал Кавалли. – И очень сильные. Не всякий фейри такие наслать может, да еще чтобы на всё село… Определенно нам надо поговорить, посвященный. Идемте же к навесу, о фейри на дороге говорить – верный способ привлечь их внимание.

Навес у гончарни был большой, под ним стоял длинный стол, на котором громоздились готовые тарелки, чашки, миски и прочая посуда, приготовленная под роспись. Краски в плошках успели засохнуть, видно, те, кто вчера здесь работал, тоже попали под чары и убежали в село, бросив недоделанную работу. Луиджина взяла одну тарелку и, разглядывая незаконченную роспись, сказала:

– Все-таки красивую здесь посуду делают, не хуже, чем в других местах. Узоры интересные какие… Когда здесь дорогу проложат, село разбогатеет, такие тарелки много кто захочет купить.

– Если эти чары треклятые не снять – богатеть будет некому, – мрачно вздохнул священник, открыл большой шкаф, вынул из него кувшин пива и связку солено-копченого сыра полосками, заплетенными косичкой. – Хвала богам, никто тут пошарить не успел, гончары сразу в село умчались… С вашего позволения, поем, сеньоры, потому как со вчера почти ничего в рот не брал… в смысле, съедобного.

При этих словах священник покраснел, и тут же впился в сырную косичку. Паладин подождал, пока тот прожует первый кусок, и только тогда велел:

– Ну, теперь, посвященный, рассказывайте, если, конечно, вы хоть какие-то подробности знаете. Как это так село угораздило под фейскими чарами оказаться? Мало какие фейри, даже неблагие, вот так сходу целое село зачаровывают без причины.

Священник вздохнул тяжко:

– Я ведь предупреждал… Но меня никто не послушал. Я ведь тут священствую недавно совсем… с осени только поставлен, да и не местный я. Селяне не очень-то меня уважают – говорят, молодой еще и глупый. А сами-то… эх…

Он налил пива в первую попавшуюся чашку на столе и отпил большой глоток.

– В здешних местах народ скуповат и жадноват, гостей принимать не любит, да вы и сами, сеньор, знаете, – священник снова вздохнул, потрогал промежность и сильно поморщился, поерзал на скамейке, принимая позу поудобнее. – Потому старый обычай Щедрого Стола не любят. Соблюдать – соблюдают, но не любят.