Удача игрока (Хроники Эйнарина - 3)

Воспоминания прекратились, застывшие образы исчезли в малиновой тьме. Стены убежища эльетиммского разума начали прогибаться под неумолимым давлением.

"Кто ты?" - крикнул Эрескен в кроваво-черную тишину, теснящую его.

"Друзья зовут меня Греном, - прогремел со всех сторон голос, неуместно веселый на фоне углубляющегося чувства угрозы. - Но тебе незачем это знать, потому что я собираюсь тебя убить".

Теперь вся угроза сосредоточилась в голосе, твердом и ярком как сталь.

"Ты знаешь, кто я?" - недоверчиво спросил Эрескен, забыв в этот миг необъяснимую тяжесть, сковавшую его силы.

"Вообще-то нет, - признался голос. - Ливак и Хэлис говорили, что ты и весь твой род - гнусные ублюдки. Давай проверим".

С несложной жестокостью прямодушное любопытство взломало всю защиту, которой Эрескен когда-то научился под ударами отцовской палки и плети его презрения. Беспомощного и несопротивляющегося, его оттащили к самому дальнему краю памяти, где он увидел людей и места, казавшиеся ему давно забытыми. Та хнычущая рабыня, которую его отец привез из самых первых набегов за океан, когда он восстановил утраченное искусство бросать вызов течениям, что сметают корабли в забвение. Эрескен едва помнил мать, всегда отворачивающую лицо от своего ребенка, порожденного насилием, а теперь вновь увидел, как она надвигает длинные каштановые волосы на клейменое лицо, увидел ее слезы и неослабевающее страдание. Вдруг все изменилось: лицо разбухло, почернело, язык вывалился наружу, глаза выкатились - труп закачался на виселице.

Точеное отцовское лицо надвинулось на Эрескена, пожирая его карими глазами, настолько темными, что они казались почти черными на фоне бледной кожи и совершенно белых волос.

"Она была слабой, неверной - ни пользы, ни украшения. Какой цели служила ее жизнь, когда столь многие нуждаются в пище и тепле?"

И она была не единственной приговоренной к смерти в ту самую суровую зиму его детства жертвой мудрости отца. Владения, управляемые ничтожными людьми, пали от болезней и раздоров. Не было лишней еды в тот голодный сезон, когда скудный урожай сгнил еще зеленым на полях, когда морские птицы улетели рано, а морские животные пришли поздно, и было их немного, и все костлявые и больные, когда гарпуны охотников наконец вытянули их. Все ручьи промерзли до самого дна, подземное тепло - основа жизни, - казалось, ушло навсегда, и люди шептались в углах, что Мизаен в конце концов покинул их.

Но только не его отец. Это был знак, очевидный, как извержение, которое несло смерть уже не от холода, а от огня, испепелившего стольких голодающих в ледяную смену того года. Его проницательный ум узнал в этом желание Мизаена подвергнуть их самому горькому испытанию. Это был знак, что пришло время оставить их бесплодные поля и несколько укрытых долин, где цеплялись за жизнь низкорослые деревца, да безжалостные пространства гравия и щебня, которые поднимались к снежным полям и ледникам, покрывающим таинственные вершины. Когда он объединит пустые земли тех, проклятых Мэвелин, и они окажутся под его единоличной властью, настанет час потребовать обратно земли западного изобилия. Иначе зачем ему было даровано господство над ветром и морем, столь давно утраченным?

Теперь Эрескен больше не был пренебрегаемым младшим в жесткой иерархии замка. Теперь он получил все внимание, о котором только мог мечтать, и всецело осознал парадокс быть осторожным в своих желаниях, дабы они не исполнились. Быть сыном своего отца означало пройти суровую и долгую подготовку в искусствах истинной магии, обучение тактике и стратегии. Это означало, что его бросят против конкурирующих кланов, как только представится возможность или возникнет хоть какой-то предлог перейти границу, напасть на крепость, пролить кровь соперников. Наконец Эрескен занял место, которое принадлежало ему по праву рождения, и взял на себя обязанность защищать своего господина или умереть в попытке это сделать.

"Сэдриновы потроха, ну и скучный же вы народ!"

Воспоминания были вытащены, осмотрены, отброшены в сторону. Эрескен ярился, беспомощный и жалкий, когда Грен искал для себя что-то интересное, его презрение громко прозвучало в тиши памяти.

"Если мы намерены пересечь океан, чтобы сражаться там за свои права, мы не оставим позади никого, кто мог бы всадить нож нам в спину". Часто повторяемые слова отца раздались в уме Эрескена - приговор соседнему владению, истребляющий его до последнего младенца.

"Звучит разумно", - одобрил Грен, и на мгновение его сокрушительная хватка ослабла.

"Кто ты? - спросил Эрескен, силясь вырваться из коварного болота памяти. - Как ты это делаешь?"

"Кто знает? И не все ли тебе равно? - Угроза вернулась, снова нависнув со всех сторон, еще более зловещая. - Это ты влез незваным в мою голову, и тебе придется за это поплатиться. Я не сдаюсь без боя!"

"Но кто ты?" - разозлился Эрескен, снедаемый предательским страхом.

"Тот, кто получил от жизни куда больше веселья, чем ты, приятель".