Удача по скрипке

Оглянулась я — вижу, идет по двору женщина лет сорока, высокая, статная, лицо белое, длинное, и глаза в пол-лица. Красоты такой нечеловеческой, что весь двор притих. Спекулянтки галдеть перестали, про товар свой забыли, смотрят в спину ей, рты разинули. А уж спину она держит, красавица эта, как по струночке идет, по сторонам не глядит, веки приспущены. Что там Вавка, замарашка она коммунальная по сравнению с такой красотой.

Вижу, что-то Татьяна занервничала.

— Вот что, Зиночка, — говорит она мне вполголоса, — разговор наш интересный мы на этом пока прекратим. Вот вам бланки, карандаш, и ступайте-ка вы в кафе «Кукурузница». Заполняйте там поаккуратнее да меня ждите. Через полчаса буду.

Подает мне она две бумаги да шариковый карандаш. Карандаш-то плохой, весь зубами покусан, а бумаги — как новенькие облигации. Завитушки, листы водяные, посредине в рамочке текст. И линейки для заполнения.

Повернулась я — и носом к носу с той красоткой стою. А она, как нарочно, дороги мне не дает. Смотрит прямо в лицо и тихонечко цедит сквозь зубы:

— Бриллианты бери, золотишко бери, остальное обман, пожалеешь, раскаешься.

Нет уж, думаю, милая, и стараюсь ее обойти. Сроду дряни такой я в руках не держала и не знаю, как она выглядит. А сама вся трясусь да зубами стучу: вон какие дела тут ворочают. Не вернуться ли мне подобру-поздорову в Подлипки?

9

Вышла я со двора, чуть бегом не бегу, от милиции к стенке шарахаюсь. Все мне кажется, что на лице у меня тень какая-то обозначилась. Люди смотрят вдогонку, головами качают, водители по лбу себе постукивают.

Вдруг смотрю — меня ноги по ступенькам несут. Дверь стеклянная, за ней гардероб. Старичок горбатенький в желтой фуражке глядит на меня вопросительно. Остановилась я в дверях, отдышалась и спрашиваю:

— А куда это я пришла?

— Как куда, дорогуша? — отвечает мне старичок. — Совсем одурела от магазинов. Кафе у нас тут, «Кукурузница» называется.

Гляжу я по сторонам и понять ничего не могу. Я ж домой, на остановку бежала, а это совсем в другую сторону.

— Ты, молодка, свои облигации спрячь, — говорит мне старик. — Потеряешь от мужа натерпишься.

Ладно, думаю, значит, такая судьба. На ногах не уйдешь, на автобусе не уедешь.

— Где присесть тут у вас? — спрашиваю. — Мне письмо написать надо срочное.

— А за столик иди, — отвечает старик. — Вон, уборщица тебе место показывает.

Сняла я пальто, сдала в гардероб, прошла к угловому столику. Села, кошелку свою на колени поставила, бланки на стол положила, карандашик на салфетке попробовала. Покосилась направо, налево — никто на меня не глядит. Люди в книги, в газеты уткнулись, им хоть манную кашу подай, хоть цементный раствор не моргнувши, схлебают.

Осмелела я, локти на стол поудобней поставила, разложила бумаги, читаю.

«Настоящим гражданка… (пишу „Вологлаева Зинаида Ильинична“), именуемая в дальнейшем „Зиночка“ (это надо же, бланк именной — в типографии для меня заготовили), и агент филиала, именуемый в дальнейшем „Тетя Таня“, договариваются о нижеследующем.

1. Тетя Таня обязуется до истечения текущих суток выполнить заявку Зиночки о предоставлении ей… (дальше пропуск и четыре строчки для заполнения), причем точность и качество выполнения гарантируются всем авторитетом филиала.

2. За своевременное, точное и качественное выполнение пункта первого настоящего договора Зиночка выносит тете Тане искреннюю благодарность, каковую филиал имеет право истолковывать по собственному усмотрению.

3. Упомянутая в пункте втором благодарность должна быть скреплена личной подписью Зиночки и подтверждена согласно форме номер четыре словами „благодарю от души“.

4. Настоящий договор заполняется в двух аутентичных экземплярах и вступает в силу в двадцать четыре часа ноль-ноль минут текущих суток, после чего уже не может быть расторгнут.

5. Дух и буква настоящего договора не подлежат в дальнейшем никакому изменению, за исключением пункта первого, который по взаимному согласию сторон может быть уточнен еще дважды».

10

Прочитала я и ничего не поняла. Главное, подвоха никакого не чувствую.

Тут подсел ко мне молодой какой-то парнишка, волосы до плеч, красиво расчесаны, на груди белый бант, куртка ладная, с вышивкой, брючки врасклеш, а в руке чемоданчик фигурный.

— Не помешаю вам? — говорит.

Головой я покачала, смотрю на него, любуюсь. Бывают же такие чистенькие, умненькие мальчики. Глаза голубые, пушек на губе. И воспитанный, видно, из хорошей семьи.

— Ну тогда я здесь свой футлярчик оставлю, — говорит он мне. — Не возражаете?

— А что у вас там? — спрашиваю.

Улыбнулся он и говорит:

— Пулемет ручной.

— Ладно, — отвечаю, — постерегу, не сомневайтесь.