Если бы кто-то попросил Алексея назвать чародейку Алесю, изготавливающую любовные артефакты, одним словом, следователь не задумываясь назвал бы её стервой. Умная, расчётливая, во всём и всегда находит выгоду для себя любимой, при этом не обременена какими-то принципами морали и нравственности. Да, конечно, она потеряла в пожаре мужа и всё имущество, из-за чего вполне могла озлобиться, но только вот интуиция, обострённая армейской службой и отточенная работой, вопияла о том, что далеко не всё в рассказанной чародейкой истории было просто и понятно. Конечно, муж мог спасти свою жену, бросив ей артефакт, а сам погибнуть. Но с тем же успехом и результатом, что немаловажно, Алеся могла сама устроить пожар, засунуть крепко спящему мужу за пазуху феникс-камень, надеть на себя спасающую от огня подвеску и терпеливо дожидаться печальной развязки, дабы удостовериться, что супруг погибнет, а не сбежит. То, что чародейка снабжала госпожу Васильеву любовными амулетами, достоинства ни той, ни другой не добавляло. Конечно, голод не тётка, пирожка не подаст, но неужели никак иначе молодая и полная сил дама не смогла бы заработать себе на жизнь?! Ведь не дремучее же средневековье вокруг, начало двадцатого века, как-никак, дамы уже активно требуют признать себя равными мужчине, могут распоряжаться имуществом и работать, особенно те, кто не вращается в высшем свете.
Одно плохо: делиться своими подозрениями, пока они ничем не подтверждены, Алексей Михайлович не любил, да и не настолько он доверял Елизавете Андреевне, чтобы рассказывать ей о своих сомнениях. Госпожа Соколова – девица молодая, и пусть и не совсем уж глупышка, а всё же доверчива и наивна. Слова Алексея Михайловича она за клевету и навет дурной воспримет всенепременно, а коли так, есть ли резон с барышней подозрениями делиться? Правильно, нет такого резона. И Корсаров честно старался быть корректным с чародейкой, но сарказм помимо воли в словах, пусть и чуть приметно, а всё же пробивался, заставляя Алесю недобро сверкать глазами, а Елизавету Алексеевну внутренне негодовать и возмущаться. Закончилось же всё ожидаемо и нелепо: барышня вспылила, в очередной раз продемонстрировав собственную строптивость и избалованность, а вместе с ними и глупость, так как разобидевшись не на шутку решила вернуться к своему жениху одна. Это по полузаросшей тропинке, кою и при свете дня разглядеть ещё надо умудриться, в сумерках же оную и вовсе потерять немудрено! Алексей Михайлович в сердцах решил упрямую девицу не останавливать, пусть идёт, коли охота пришла, он не пёс сторожевой за ней бегать, у неё для этого, чай, жених имеется, да едва девичья фигурка за деревьями скрылась, тотчас же и пожалел, губу прикусил досадливо. Ведь коли сгинет, дурында упрямая, тётка её и слушать ничего не станет, прахом мелким по ветру развеет и всё.
- Вы как хотите, барин, а мне помирать во цвете лет не охота, - Алеся споро набросила на себя белый плат, метнулась к тропке, - госпожа Абрамова меня со свету сживёт, коли с её племянницей ненаглядной чего сдеется рядом с избёнкой моей. И так, люди бают, барышня сия пару раз со смертью едва разминулась на тропке узенькой. Да Вы-то не ходите никуда, здесь ждите, а то убредёте куда-нибудь, потом и с собаками не сыскать будет, топи болотные глубокие тут порой в самых неожиданных местах обнаруживаются.
Алексей выразительно приподнял бровь. Информация о болотных бочагах была для него новой, никто из слуг ни разу не упоминал о том, что домик чародейки на болоте стоит, но гораздо важнее была обмолвка Алеси о том, что жизни госпожи Соколовой несколько раз опасность грозила. Пожалуй, стоит разузнать осторожно, какие напасти происходили с Елизаветой Андреевной, и не этим ли объясняется стремление тётки всегда и во всём контролировать племянницу. Хотя, возможно, Софья Витольдовна просто властная натура, коя всех своих родных считает своей частной собственностью, лишая их права на собственные мысли, чувства и желания.
Отчаянный вопль, от коего, казалось, содрогнулась вся округа, заставил сыщика буквально подпрыгнуть на месте и негромко, зато от души, выругаться, а потом пуститься бегом туда, откуда долетел полный неизбывного ужаса вопль. Идиот, чёрт побери, какой же он глупец, оставил беспомощную девчонку одну в лесу, разобиделся, как маленький, как же, замечание ему, фону барону Таврическому, сделать посмели! Алексей с силой шарахнул кулаком по стволу дерева, мимо коего пробегал, через боль выплёскивая раздражение и проясняя голову.
К счастью, ничего непоправимого не произошло, просто Елизавета Андреевна, как и положено барышне самого начала двадцатого века, оказалась девицей впечатлительной до крайности, увидев в сумраке приближающуюся к ней Алесю в белом платке, приняла её за привидение, отчаянно закричала и даже в обморок упала. Хорошо чародейка уже совсем близко была, подхватила бездыханную барышню, зашибиться ей не дала, а потом передала с рук на руки Алексею, который осторожно внёс девушку в избушку и разместил на деревянной лавке, служившей своей хозяйке постелью.