Читаем Удачи поручика Ржевского полностью

Большего счастья для себя и не мыслю… Три ночи провели вместе Людмила и Дмитрий, три волшебных ночи. А когда стала разгораться заря четвертого дня, Ржевский сказал:

— Сегодня мы идем в наступление. Так было решено на вчерашнем совещании генералитета. Теперь либо мы погоним французскую орду вспять, к Неману, либо вечный везунчик Наполеон перешагнет через наши трупы и пойдет на Москву. Но сначала явится сюда, в Смоленск.

Солдаты его будут опьянены нашей кровью и захотят еще женской плоти.

Умоляю, собери все, что тебе будет действительно необходимо и беги из города! У тебя ведь есть родственники в окрестностях?

— Есть сестра в Киеве…

— Тем лучше. Найми лодку и плыви по Днепру в Киев. Я отдам тебе свое жалованье.

— Не нужно, милый. У меня хватит денег на первое время. Детей бог мне еще не дал и заботиться придется только о себе да Яське. Но я молю, чтобы твое семя во мне ожило! И еще: я буду ждать вестей о тебе до последнего. Если вы победите, то я пошлю тебе вслед свое благословение. Если повернете вспять, ты придешь меня здесь защитить. В смерть твою я ни за что не поверю: Бог явно поцеловал тебя в темечко при рождении…

— Спасибо на добром слове, Мила! Но мне пора: полковник ждать одного не станет. Давай же поцелуемся…

<p>Глава десятая</p><p>Разведка Замощья</p>

В расположении полка все было уже в движении. Ротмистр Епанчин сверкнул глазами на вечного гуляку, но Ржевский так вытянулся перед ним во фрунт, такую готовность к подвигу изобразил, что командир эскадрона засмеялся и сказал:

— Надеюсь, краля у тебя была стоящая… Смотри, если уснешь в седле да попадешь под копыта, — брошу отлеживаться в самой захудалой деревне!

— К нему и в этой деревне бабенки сбегутся, — заулыбались случившиеся поблизости офицеры. — Руки или ноги поломанные — ерунда, башку перевяжут, а бегунок его ловкий, при падении спрячется! Зато при виде бабенок развернется!

— Притомился он, — скорбным голосом сказал Ржевский. — Умаялся. По дороге сюда захотел пописать, так еле нашел…

— А-ха-ха-ха! — заржали офицеры, а Сашка сказал: — Будет врать-то!

Чай, мы все видели его в бане — такой не спрячешь! Ржевский хотел было еще что-то отмочить, но тут затрубили полковые горнисты, их подхватили эскадронные, гусары вскинулись в седла и повзводно потянулись к мосту через Днепр. Обе русские армии двинулись правым берегом Днепра на запад, к городку Рудня, где было известно подходящее для развертывания сил поле. По сведениям, полученным от местных жителей, выходило, что основные части французской армии вместе с Наполеоном находятся еще в Витебске, в двух переходах от Рудни. Шли по двум параллельным дорогам (Барклай с 70-тысячной армией по северной, через Приказ-Выдру, а Багратион с 49 тысячами, по южной, на Катынь.

Впереди, к Инкову, двигался казачий корпус Платова (7 полков, 3500 чел. и Донская батарея). О…ский полк шел в авангарде армии Багратиона — споро и без каких-либо стычек. Заночевали в роще впереди Катыни. Бекетов и Арцимович придвинулись к Ржевскому, надеясь вызнать подробности его амурных дел, но тот взмолился:

— Отстаньте, черти! Мне надо, наконец, выспаться! Сегодня и правда клевал с седла, хорошо, что Говоров и Денисов меня страховали…

— Но это же не по-товарищески…

— Вот дам вам сейчас щелбанов по-товарищески! После боя наговоримся обо всем!

— А вдруг нас поубивают?

— Мамочка родная, роди меня обратно! Идите прочь, детины и смотрите сны: в них чего только не бывает… Однако ни ранним утром, ни поздним сигнала выступать не было.

Впрочем, часам к двенадцати два эскадрона отправились на разведку в сторону Голынок (в одном переходе от Рудни): один через Карабаново, другой (Епанчина) через Замощье. Сначала проселочная дорога шла полями, потом вдоль лесных опушек и углубилась в дубраву с подлеском. Вдруг лес кончился и перед взорами передовых гусар открылось село — видимо, Замощье. На улицах села была какая-то суматоха.

— Что там творится? — спросил Епанчин, тщетно щурясь. В ответ Ржевский достал из седельной сумы короткую подзорную трубку и подал ротмистру.

— Да там гусары! — воскликнул Епанчин. — Но, судя по всему, не наши, а французы. Похоже, что мародерствуют. Их там не больше сотни, возьмем в клинки!

— Нас тоже лишь сотня, — возразил Ржевский. — К тому же это элитная гусарская рота. Видите, на них медвежьи шапки? Значит, это мастера клинка. Мы, может им и не уступим, но какой ценой?

— Так что, позволить им продолжать грабеж? Они ведь и девок снасильничают…

— Поступим хитрее, — предложил поручик. — Я со своим взводом поскачу к селу и обстреляю этих гусар. Убью с гарантией нескольких, постараюсь командиров. Они озвереют, кинутся на нас, а мы помчим сюда. Здесь вы их из леса обстреляете. А оставшихся можно и в сабли взять…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза