Удачи тебе, сыщик!

– Раздевайтесь, господин полковник, – и начал вынимать из темного чрева комода пиджаки и брюки, халаты и комбинезоны. Вытаскивал артист вещи охапками, сваливал в кучу, затем длинными ловкими пальцами брал поштучно, оценивал, поглядывал на гостя, словно примеривая.

Буквально через несколько минут полковник Гуров был экипирован с ног до головы. Ботинки крепкие, на толстой подошве, правда, разного цвета и фасона, что не бросалось в глаза, так как на них гармошкой опускались широкие засаленные штаны, бесформенный балахон заменил пиджак, поверх которого было предложено надеть то ли плащ, то ли пальто. Глядя на цвет этого одеяния, сыщик почему-то вспомнил коня, на котором Д'Артаньян въехал в Париж. С внутренней стороны плаща-пальто был пришит толстый кусок ваты, что превращало человека в горбуна. Вершиной своего мастерства Классик посчитал парик, седые лохмы которого закрывали лоб, уши и шею, и пенсне со шнурком.

– Можете идти, господин полковник, и если вас хоть один человек узнает, я, Куприн Николай Иванович, по кличке Классик, больше никогда не выйду на арену цирка.

Сыщик остановился около трюмо, повернулся и спросил:

– А меня не упрячут в дурдом?

– Если половину России упрячут, так и до вас доберутся, – Классик поманил Гурова, указал на подоконник, – потрите ладони.

Сыщик взглянул на пыльный, с обрывками паутины подоконник, понимая, что артист прав, протер руками, сцепил и расцепил пальцы, затем, как бы умываясь, потер лицо.

– Последний штрих! – сказал Классик. – Ходите – в половину вашего обычного шага. Вам будет очень неудобно, и вы поневоле начнете шаркать. Да! И руки обязательно в карманах, это и в характере персонажа, и для внимательного человека никакая грязь силу ваших ладоней не прикроет.

Новая одежда имела совершенно необъятные внутренние карманы, в коих некогда прятались живые курицы и полированные рояли. Сейчас сыщик опустил туда два пистолета, подаренную Ольгой зажигалку и кое-какую электронику из кейса, что привез Юдин. Шагнул было к двери, остановился.

– А если у вас проведут обыск и найдут мою одежду?

– Не найдут, – Классик лукаво улыбнулся и указал на манекен, одетый в светлый парадный костюм артиста. – Я сейчас его переодену, в жизни не найдут.

– Если хочешь спрятать вещь, положи ее на самом видном месте. Великий Эдгар По, мы это тоже проходили. Не найдут, – согласился Гуров. – Спасибо!

– С Богом, – ответил артист.

Гуров вышел на улицу и, следуя совету Классика, сильно укорачивая шаг, двинулся к центральной площади. За долгие годы работы в розыске сыщик ни разу не гримировался и чувствовал себя неловко, – наверное, так ощущает себя студент театрального училища, впервые вышедший на сцену. Положение облегчало отсутствие публики, сыщик привычно расслабился, представил, что крайне устал, у него болят ноги и поясница и очень хочется выпить, кстати, последнее соответствовало действительности. Сейчас, сидя на лавочке, сыщик так вошел в образ, что чуть не начал дремать. Стекла пенсне были простые, но Гуров приспустил пенсне на кончик носа и взирал на мир поверх мутного стекла. Очень много интересного видел сыщик.

Свой опорный пункт оперативники устроили в желтой, блестевшей, как облупленное яйцо, коммерческой палатке. Один человек там сидел безвылазно, трое ходили по периметру площади, заскакивали в палатку погреться, передохнуть, принять вовнутрь. Ясно, они то же ждут прибытия московского рейса. Полагаю, раз самолет задержался, начальство устанет, сначала обустроится, а тут и московский сыщик должен появиться. Резон в таких рассуждениях, конечно, присутствует: ведь люди все еще ходят по земле, перемещаться в пространстве пока не научились. Фланеры быстро подустали, маскировались уже небрежно, пустые сумки и чемоданы, которые должны были придавать наблюдателям вид людей, спешащих по делам, стали обременительны, и неумехи начали своей бутафорией чуть не размахивать. Вскоре торопливая походка перешла в прогулочный шаг, а затем фланеры встали свечками: один подпер водосточную трубу, другой присел на ступеньки высокого крыльца. Интересно смотрится человек в приличном плаще и шляпе, который подстелил газетку, уселся на мокрый камень и поставил солидный чемодан у ног. Вот уж веселятся пенсионеры, который с утра до вечера сидят у окон и не только каждого прохожего, любую бродячую собаку в лицо знают. От таких мыслей сыщик поежился. Сколько же глаз рассматривают седого горбатого старика в сползающем на кончик носа пенсне? Но старик долго привлекать внимания не должен, подумаешь, появился чудак, опустившийся интеллигент. Но сыщик также знал, что многие пенсионеры-наблюдатели прекрасные психологи: особо хитрый может принять незнакомого старика за переодетого опера. Особо пуганая ворона куста боится, одернул себя сыщик.