Удачливый крестьянин

– Но почему они напали на вас? – спрашивала дама. – Где это произошло? А как там оказался ваш спаситель? Ваша рана не опасна? Зачем было ехать в Комедию? Я вас не отпущу сегодня. Одна мысль об этой драке приводит меня в ужас. Ах сударь, – обратилась она ко мне, – расскажите мне эту историю подробнее. Господин д'Орсан что-то от меня скрывает.

– Охотно выполнил бы вашу просьбу, сударыня, – начал я (при всей своей простоте я понял по взгляду господина д'Орсана, что он рассчитывает на мою сдержанность) – но я ничего не успел заметить, кроме того, что граф в опасности. Мне посчастливилось во время придти ему на помощь; вот все, что я знаю. Он показался мне человеком достойным, а по-моему ничего больше и не требуется: я рад оказать такому человеку услугу. Я выполнил свой долг и ни о чем другом не думал.

– А особа, в чей дом он потом зашел, красива? – любопытствовала дама. – Что это за люди? Долго ли он был без сознания? Можно ли как-нибудь отблагодарить этих добрых людей? Что касается вас, сударь, знайте, что отныне я ваш друг. Вы поступили благородно, очень благородно. Граф, об этом нельзя забывать. Согласитесь, сударыня, – обратилась она к своей приятельнице, – что господин де Ля Валле на редкость благородный человек.

Эти слова, идущие прямо из сердца, минуя рассудок, дадут более верное представление о душе госпожи де Данвиль, чем портрет, который я мог бы нарисовать.

Тут заговорила младшая дама, и каждое ее слово, точно огненная стрела, пронзало мне сердце – и этому не могла помешать мысль о том, что я женат. О нет, мы влюбляемся по велению природы; она увлекает нас, не спрашивая согласия, мы подчиняемся ей помимо собственной воли, и большею частью сами удивляемся, что успели так далеко зайти; итак, младшая дама сказала, обращаясь к госпоже де Данвиль:

– Лицо этого господина свидетельствует о неподкупной честности и о том же говорит его поступок. Такой человек заслуживает всяческого уважения. Ваше участие ко всему, что касается графа, симпатия, которую вызывает к себе господин де Ля Валле, и дружба, нас связывающая, велят мне разделить вашу признательность.

Само собой понятно, что за этими словами последовал взгляд, и в глазах дамы выразилось чувство, которое я не мог не понять, вернее, не постичь сердцем.

– Уверяю вас, сударыня, – сказал я, обращаясь к молодой даме, – вы переоцениваете мой поступок; всякий на моем месте сделал бы то же из простого человеколюбия. Окажись я в такой же опасности, как граф, я хотел бы, чтобы кто-нибудь пришел мне на помощь; и я действовал соответствующим образом. Я рад, что оказал графу услугу, но рад вдвойне вашему одобрению. Да, я счастлив, что этот поступок возвысил меня до некоторой степени в вашем мнении.

– Ах, граф, – сказала госпожа де Данвиль, не обратив внимания на то, что мои слова относились к госпоже де Вамбюр (так звали вторую даму) – вы не сказали, что господин де Ля Валле обладает не только мужеством, но и остроумием. Будьте осторожны, сударыня, это опасный человек; старайтесь устоять, если сможете. Да, граф, глаза вашего друга понравились ей; судите же, как ее сразит его ум. Вам предстоит нелегкое испытание, сударыня.

– Я могу поистине гордиться дружбой господина де Ля Валле, – сказал д'Орсан, – до сих пор я имел случай оценить лишь его мужество; поэтому не удивляйтесь, что я не говорил вам о его уме.

Эти лестные слова господина д'Орсана смутили меня. Узнав, что мы с графом познакомились только во время нашего уличного приключения, дамы, пожалуй, пожелают узнать, кто я такой, а мне казалось одинаково тяжело признаться в двух моих изъянах – что я родом из крестьян и что я женат. Я почел за лучшее избежать этих объяснений и сказал, что, с их согласия, должен удалиться. Госпожа де Данвиль не возражала, но на лице госпожи де Вамбюр выразилось такое огорчение, что граф настоятельно просил меня остаться. Я вынужден был уступить и даже был ему благодарен: ведь если бы они отпустили меня, я был бы наказан больше всех.

Я и в самом деле боялся причинять беспокойство госпоже де Ля Валле; но в глазах госпожи де Вамбюр я прочел не только просьбу, но и прямой приказ не упрямиться и принять приглашение, которым меня удостоили; по крайней мере, так я истолковал ее взгляд, и этого было достаточно, чтобы принять решение. Как бы то ни было, просьбы, уговоры и отказы отодвинули на второй план вопросы, которых я боялся. Однако положение мое в этом обществе по-прежнему оставалось неопределенным.

В манерах госпожи де Вамбюр не было ни дразнящей игры госпожи де Ферваль, ни открытых атак госпожи де Фекур, означавших: «я твоя, если хочешь». Тут я встретил благородную застенчивость, говорившую: «я рада вам», но с той сдержанностью, которой требуют приличия, чтобы пробудить в вас нежность, не жертвуя уважением. Мне следовало приспособиться к новой роли, которую мне предстояло сыграть. Ум не мог мне ничего подсказать, я должен был полагаться только на свое сердце. Но докучливая мысль о жене принуждала его к полному молчанию или, во всяком случае, приглушала его голос.