Удачливый крестьянин

Итак, я поехал к предмету моей страсти. Я был принят с радостью, какой раньше мне не приходилось видеть; наши сердца были в полном согласии, мы испытывали друг к другу взаимную сердечную склонность, и брак наш был решен. Вот когда я, наконец, почувствовал, какая мне выпала огромная удача. Моя новая супруга отнеслась весьма приветливо к моему брату, распространив на него доброе чувство, какое питала ко мне; она взяла к себе моих племянников и решила, что они будут воспитываться в нашем доме Отец же их, несмотря на все мои настояния, не захотел изменить свой скромный образ жизни. Он был доволен уже тем, что более не терпит нужды, и просил позволить ему уехать в деревню. Я согласился, хотя и скрепя сердце, и в скором времени мы все вместе выехали из Парижа; брат рассчитывал во время этой поездки избрать для себя постоянное место жительства.

Супруга моя очень хотела, чтобы я прибавил к своему имени название какого-нибудь из ее владений, но я просил ее не настаивать на этом. Она легко согласилась, и мы втроем с братом отправились знакомиться с поместьями госпожи де Вамбюр. Господин д'Орсан с супругой пожелали присоединиться к нам, и удивлению нашему не было предела, когда мы застали графа и графиню на первой же почтовой станции: они нас там поджидали. Лестная для меня встреча и высокая честь!

Коней, седьмой части

Часть восьмая

Наше путешествие было долгим, но весьма приятным: тщеславие, этот сладкоречивый тиран, чья власть над моим сердцем возрастала с каждым днем, хоть и не поработило его до конца, доставляло мне ни с чем не сравнимые радости – до того счастливого мига, когда я удалился от житейских бурь и треволнений. Должен признать, что в жизни моей, если угодно, было много счастливых обстоятельств, но ведь счастье наше зависит целиком от состояния души; только тогда, когда все наши желания исполняются, не успев зародиться, можно говорить о полноте блаженства. Если мне было приятно сознавать, что я вышел из ничтожества и стал богатым, то еще приятнее было, что все вокруг наперебой доказывали мне вновь и вновь, какие великие преимущества выпали мне на долю, и вот это, думается мне, можно назвать вершиной благополучия.

Да, куда бы мы ни прибыли, вся округа встречала нас с почетом и уважением. Эти знаки дружбы и восхищения, конечно, были чисто внешними, но меня и это вполне удовлетворяло. Я еще не знал тогда, что страсти бушуют повсюду. Я не подозревал, что провинциальные дворяне, сидя в четырех стенах своего замка, делают свою провинцию ареной тех же грехов, какие в столице тщеславие выставляет напоказ. Париж дает для этого больше поводов, зато в деревне, где таких поводов меньше, за них хватаются еще более рьяно. Мои иллюзии поддерживались еще и тем, что мы весьма быстро проезжали все эти места и я не успевал узнать людей, которые спешили приветствовать нас или которым мы сами отдавали визиты. Поместья моей молодой супруги, госпожи де Вамбюр, содержались в порядке и не требовали от меня больших забот. Оставалось только желать, чтобы такой же порядок сохранялся и в дальнейшем. Все угодья были отданы в умелые руки, и фермеры, работая на благо своей госпожи, не забывали и себя,[113] пользуясь тем, что никто их не стеснял. Так что все шло хорошо, и большего не приходилось требовать.

На каждом шагу меня ждали новые удовольствия. Присутствие молодой жены, горячо любимой мною и нежно любившей меня, общество господина д'Орсана и очаровательной д'Орвиль, – все, казалось, соединилось, чтобы придать блеск моей триумфальной поездке по местам, сеньором которых я стал: несмотря на всю уверенность в себе, порожденную самолюбием, я понимал, что при этом вельможе, который всем рекомендовался как мой друг, соседи поневоле держались в границах, которые они в других обстоятельствах непременно бы перешли. Эта мысль скоро подтвердилась.

Спустя некоторое время граф покинул нас, так как мы проезжали поблизости от одного из его поместий, где требовалось его присутствие. Я сразу же заметил, как мне его не хватает и насколько труднее мне стало добиваться от моих соседей тех знаков уважения, которые так мне льстили со дня нашего отъезда из Парижа.

Итак, я пока знал провинцию лишь с приятной стороны. Но вот жена моя как-то упомянула название одной деревни, которую приобрела незадолго до нашей свадьбы; прежняя владелица ее, некая вдова, умерла в монастыре.

Как я был поражен, услышав название деревни, куда я скоро приеду и где буду хозяином и господином! Ведь жители ее еще помнили, как я ушел оттуда с кнутом в руке! Должен сознаться, мое самолюбие вдруг воспротивилось этому; мне было неловко, сомнения меня одолели. Я хотел их побороть, но тщетно, и решил открыть жене смущавшие меня мысли.