Удачливый крестьянин

– Повторяю еще раз, у меня не было ни наперсника, ни сообщника; не знаю, могу ли я просить о смягчении своей участи, знаю одно: жизнь мне в тягость, я заслужил смертную казнь. Я убил мою возлюбленную, она скончалась у меня на глазах (и действительно, она испустила дух именно тогда, когда его поймали и привели на место преступления). Увидев меня, она умерла от страха и отвращения. Я убил друга, ставшего моим соперником (и это была правда: тот тоже скончался); я убил их обоих, как бешеный зверь; я в отчаянии; я считаю себя чудовищем, меня ужасает совершенное мною злодеяние, я бы сам закололся, если бы вы меня не схватили; я не достоин милости и не жду, что мне дадут время раскаяться; осудите меня на смерть, отомстите за них; я прошу смерти как высшего милосердия; не тяните с моим осуждением – проволочка для меня хуже тысячи смертей – и отпустите этого молодого человека: держать его здесь бесполезно. Я видел его только один раз – в той аллее, и убил бы его из страха быть опознанным, если бы в смятении бегства не выронил шпаги; освободите его из-под стражи, милостивый государь, и пусть он уйдет отсюда; мне жаль, что он пострадал из-за меня, и я прошу у него прощения за причиненный мною испуг; он не имеет ничего общего с таким злодеем, как я.

Я содрогнулся, услышав, что он собирался меня убить. Это еще хуже, чем попасть в тюрьму! И все же мне было жаль этого горемыку; речь его меня тронула, и в ответ на просьбу о прощении я сказал:

– Я молю бога, сударь, чтобы он смилостивился над вами и вашей душой.

Больше об этом нечего рассказывать. После всех треволнений мадемуазель Абер вновь пришла навестить меня; секретарь суда сопровождал ее и на этот раз. Он оставил нас на несколько минут наедине; вы сами можете судить, как нам не терпелось излить друг другу душу! Как легко на сердце, какой мир и покой охватывает человека, избежавшего большой опасности! А ведь каждый из нас чувствовал себя спасенным от гибели: моя жизнь и впрямь была под угрозой; а мадемуазель Абер могла лишиться меня, и это казалось ей самым непоправимым несчастьем на свете, не говоря уже о позоре, который пал бы и на нее!

Она рассказала мне о своих хлопотах, о новых шагах, предпринятых госпожей де Ферваль, о том, как эта дама заступилась за меня перед господином председателем и тем судьей, который меня допрашивал.

Мы не уставали призывать милость божию на эту даму за все оказанные нам услуги; моя невеста не находила слов, чтобы должным образом расхвалить ее доброту и милосердие. «Вот истинная христианка! – восклицала она. – Вот истинная христианка!» Я же больше напирал на мягкосердечие дамы, ибо не решался повторять вслед за мадемуазель Абер похвалы ее христианским добродетелям – духу не хватало. Я сознательно выбирал другие выражения. Право, только бесстыдник мог бы в присутствии мадемуазель Абер восхвалять христианское благочестие особы, посягавшей на ее жениха и оказавшей мне столько услуг именно потому, что она была вовсе не такой уж примерной христианкой. Ведь я еще находился в тюрьме, и это обязывало меня быть особенно щепетильным: я боялся, что бог накажет меня, если я буду называть благочестивыми заботы, внушенные не им, а уж скорее сатаной или просто мужчиной.

Я даже краснел, слушая, как мадемуазель Абер восторгается добродетелью госпожи де Ферваль; ведь я и сам был на этот счет небезупречен, и мне было совестно, что моя добрая невеста обманута; она этого не заслуживала!

От похвал госпоже де Ферваль мы перешли к событиям, совершившимся у меня в тюрьме. Радость болтлива, и мы никак не могли наговориться. Я пересказал ей признание настоящего убийцы, описал, с какой прямотой он снял с меня все подозрения и как жаль, что такой благородный в душе человек поддался порыву жестоких чувств. Потом мы снова вернулись к нашим делам – к нашей любви, нашему браку. Но читателю, быть может, интересно узнать подробнее о судьбе несчастного убийцы; вот в двух словах история его преступления.

Уже с год самый близкий его друг был влюблен в некую девицу, отвечавшую тому взаимностью. Но друг его не был достаточно богат, отец девушки не давал согласия на их союз и даже запретил дочери впредь встречаться с ее возлюбленным. Ища выхода из этого затруднения, они обратились к их будущему убийце как к посреднику: с его помощью они поддерживали переписку.