Ей нравился его смех еще и потому, что смеялся он редко, и приходилось потрудиться, чтобы заставить его это сделать.
– Что ты хочешь услышать? – спросил он, приподнявшись на локте.
– Может, о том, чем ты занимался последние годы? – предложила Эрин, заранее зная, что тема ему не понравится. – В детали можешь не вдаваться, разрешаю.
Он нахмурился, и Эрин поняла, что догадка ее была верна.
– Я не люблю об этом говорить, – сказал Коул.
– Поскольку ты – отец моего ребенка, я хочу знать о тебе больше того, что знаю, и не думаю, что требую слишком многого, расспрашивая о твоем прошлом. Ты сказал, что работал внедренным агентом, и я понимаю, насколько это серьезно.
– Серьезно, пока я этим живу. Когда задание выполнено, я забываю о том, что было.
Эрин удерживала его взгляд, глядя в его красивое лицо. Она не собиралась отпускать его с крючка.
– Не думаю, что ты говоришь правду.
Коул приподнял бровь.
– Разве не у тебя был плохой сон? Так не лучше ли нам поговорить о том, кто или что тебя расстраивает?
Эрин прикусила щеку изнутри.
– Хороший ответ. Но я первая спросила. Как случилось, что ты так много знаешь о панических атаках и посттравматическом синдроме?
– Я просто предположил, что у тебя могла быть паническая атака, – пробормотал он.
– Тогда как большинство людей списало бы мое состояние на беременность. Брось, Коул. Я не тупая. Я знаю, что тебя что-то тревожит.
Коул покачал головой.
– Ты такая чертовски упрямая, – проворчал он.
– Это профессиональное. Но я действительно хочу тебя узнать.
– Тогда ты чертовски крепкая профессионалка, – сказал он, и Эрин почувствовала, что он вот-вот расколется.
– Я знаю свою работу. А теперь рассказывай.
– Рассказывать, собственно, не о чем. И ничего гламурного в моей работе нет. Она опасная, приходится проводить много времени, представляясь кем-то другим, вести фальшивую жизнь. И от этого размываются границы: ты уже плохо соображаешь, где притворство и где ты настоящий. Иногда приходится делать то, что плохо с точки зрения и закона, и морали, во имя высших ценностей. И в результате возникает реакция на стресс. Это нормально.
Эрин понимала, что он описывает свою работу так, как врач клиническую картину болезни, которой сам не болен, но готова была довольствоваться тем, что дают.
– Продолжай, – тихо сказала она. Если уж ей так повезло и он в настроении говорить, то перебивать его было бы глупо.
Коул продолжал говорить, глядя в потолок.
– Нас этому обучают, но когда мы выходим из игры, нам промывают мозги до тех пор, пока не сочтут, что состояние стабилизировано и нас снова можно пускать в дело. Вот почему я знаю, что ты чувствовала, и потому предложил обратиться за помощью к профессиональному психоаналитику.
Эрин судорожно сглотнула.
– Я уже получаю помощь.
Коул в недоумении на нее посмотрел.
– Получаю, – повторила Эрин. – От тебя. Ты здесь, со мной. Ты поставил мне диагноз. – Она ухмыльнулась. – Твое объяснение помогло понять, что со мной. И с тех пор как ты тогда держал меня в объятиях у себя на коленях, панических атак у меня больше не было. – Она смотрела ему в лицо, в лицо мужчины, которому безраздельно доверяла. – Вот видишь, – с довольным вздохом заключила она. – Я уже чувствую себя лучше.
Он прищурился, не вполне уверенный в том, что она не лукавит. Но Эрин говорила искренне. Этот мужчина действительно ее исцелял. Она даже сама не понимала, почему и как. По идее он должен был бы представлять для нее опасность: для ее жизни и, главное, для ее сердца.
– Может, я еще чем-то могу помочь? – спросил он.
Страх, вызванный кошмаром, сменился желанием. Он приоткрыл перед ней душу и тем самым стал ближе ей эмоционально. Увы, эмоциональной близости ей было мало. Они жили вместе, осторожно обходя прошлое, сексуальное напряжение, влечение, которое она больше не в силах была игнорировать.
Она была независимой и останется таковой, пока Коул будет жить с ней, и после того, как он съедет. Но сейчас она чувствовала себя слабой женщиной, имеющей потребности, которые только он мог удовлетворить.
Он был здесь и предлагал свою помощь. Он, правда, не знал, что у нее на уме. Она хотела его и была полна решимости взять то, что хочет.
Большие карие глаза с золотистыми крапинками смотрели на Коула, который ждал, в свою очередь, ответа на свой вопрос.
– Ты мог бы обнять меня, – сказала она, удивив неожиданной дерзостью притязаний.
Коул не торопился воспользоваться ее предложением. Эрин усмехнулась.
– Ладно. Для тебя это слишком, да?
– Ты даешь, – пробормотал он, чтобы потянуть время. Все в ней привлекало: ее сила и красота, независимость и чувство собственного достоинства.
Она, незамужняя женщина, ждала ребенка и при этом не жаловалась. Она не пасовала ни перед своими братьями с командирскими замашками, ни перед ним. Она позволила себе обнаружить человеческую слабость, только оказавшись в плену подсознания.
Так как он мог лишить ее пусть кратковременного, но покоя?
Тем более что он и сам этого хотел.