– Я тебя совсем не знаю, – с неохотой признался он. – Уместна ли такая беседа?
Девушка повернулась к нему, заглянула прямо в глаза.
– Я отлично понимаю, что вопрос нетактичный. Если хочешь, не отвечай.
Владимир сжался, но взгляда не отвел. И тут увидел – или, скорей, почувствовал, – что если ответит сейчас, то что-то изменится в его жизни. Что-то очень важное. Или сама жизнь.
– Она… производит хорошее впечатление, правда?
Видя, что Вова явно ждет ответа, Таисия кивнула. Тогда парень продолжил, тихо и серьезно:
– Не все люди соответствуют тому впечатлению, которое производят. К таким и относится моя мать. Посмотришь на нее – самая обычная женщина: болтливая, прилипчивая, суетливая, но в целом добродушная, приятная даже. Простоватая. Но я-то точно знаю, чего от нее можно ожидать. В детстве она колошматила меня по поводу и без повода. Говорила, что пацанов – а нас у нее трое сыновей – воспитывать нужно, а без ремня в этом деле никак. Тем более, без отца мы жили. Но это не самое плохое. Полстраны ведь выросло под страхом получить ремня. Многие даже этим очень довольны и благодарят родителей за строгое воспитание, без которого они, конечно же, стали бы никчемными. Плохо то, что мать совсем не воспринимала меня как личность. Да и сейчас, быть может… А ведь каждый человек в первую очередь – личность. Даже несмышленый малыш. И с личностью нужно считаться. Когда мальчишки, в том числе и мои братья, играли во дворе в футбол, мать заставляла меня из пластилина лепить, представляешь? Кто-то ее надоумил, что мне мелкую моторику развивать нужно, чтобы мозги хорошо работали. Как будто я отличался особой тупостью от братьев. А когда я, обозлившись, вылепливал задницы и пиписьки, лупила меня до синяков. Когда пацаны гонялись за девчонками и учились курить, меня на танцы записали. На танцы!.. Пластика у меня, как учитель какой-то ляпнул, «подавала надежды». Думаю, продолжать необходимости нет.
Вова умолк, сверля напряженным взглядом землю. Локоть под пальцами девушки ощутимо дрожал.
«Теперь понятно, почему он такой нелюдимый», – с грустью подумалось Тае.
Деревья стали чаще, а воздух – свежей и прохладней. Молодые люди почти дошли до берега.
– Моя мать тоже не сахар, – нарушила затянувшееся молчание девушка. – Может, теть Галя тебе рассказывала…
– Нет. Да я и слушать бы такое не стал. Она часто кого-нибудь обсуждает. И осуждает. Соседей, родню, сослуживцев, прохожих. Мне это кажется мерзким.
Таисия одобрительно улыбнулась и отпустила его руку.
– Ладно, Вов, давай оставим все эти мрачные разговоры. А то настроение испортим. Пойдем лучше искупаемся. Вода, должно быть, теплая. – Она сбросила босоножки и ступила на горячий песок. Вова пробормотал что-то в знак согласия и принялся стягивать кроссовки.
Вода действительно оказалась теплой и пахла ракушками. Солнце палило так, что кружилась голова. Девушка то и дело ныряла, а выныривая отфыркивалась и смеялась. Глядя на нее, беззаботную и радостную, Вова ощущал себя мальчишкой. Может, потому, что где-то глубоко внутри таковым и был. Смущение от присутствия девушки совершенно покинуло его, уступив место приятному ощущению молодости, лета и отдыха.
Они плавали наперегонки, брызгались и хохотали. Пару раз Вова даже подбросил девушку высоко над водой, чтоб та нырнула поглубже. Загорелое влажное тело проворной рыбкой выскакивало из его ладоней, обдавая облаком сверкающих брызг, и он от души смеялся, когда на поверхности показывалось довольное лицо с забавно надутыми щеками.
Прошло целых три часа, и Таисия, зевая и щурясь от солнца, неторопливо поплыла к берегу. Вова заботливо набросил ей на плечи яркое полотенце, запоздало сообразив, что надо было захватить крем от загара.
– Спать сегодня точно не смогу, – пожаловался он, осторожно касаясь красной кожи на шее.
– Ничего, я тебе сметанки деревенской принесу в награду, охранничек, – ободряюще заверила девушка, заворачиваясь в нагретую солнцем ткань. – Ты ведь из-за меня тут так долго торчал. Так что, может, я даже тебя помажу.
Вова молча улыбнулся. Он был невероятно доволен.
Глава восьмая
Новость о том, что в лесу были найдены останки очередной жертвы маньяка, обрушилась на местных подобно камнепаду на курятник. Одни оцепенело застыли, побросав все дела, другие, наоборот, засуетились, загомонили, похватали сумки и рванули домой, в город, пока не случилось еще какой беды. А кто и вовсе повесил на ворота табличку «продам дачу». В каждом доме побывала полиция, каждый, включая детей, был опрошен. По тому, с какими лицами дачники давали показания, можно было точно утверждать одно: их сковал ужас.
– Второе убийство, – пролепетала бледная, как речной песок, Галина, закрывая за крупным мужчиной в форме дверь. – Это же из ряда вон… Это же… Божечки мои!..
Владимир молчал, буравя взглядом стену. Пальцы его нервно теребили рукав видавшей виды рубашки.
– Что же дальше-то делать? – не унималась женщина, принявшись мыть уже вымытую до прихода полицейского тарелку. – В город, что ли, уезжать? Хотя уже, наверное, не отпустят…