Удалённый аккаунт

Светлане Алексеевне и Семену Ивановичу, – ее мужу, – как настоящим родителям полагались места в самом центре зала. Они почти все время молчали, и их горе было намного тише страданий биологической матери Арины, которая незаслуженно сидела рядом с ними. И пока Татьяна раскачивалась и верещала, они только пару раз поднимали глаза, смотря на фотографию погибшей воспитанницы, а затем встречались взглядом со мной.

-Моя Ариночка! – воскликнула Татьяна Михайловна и, едва не завалившись назад, залпом опустошила граненый стакан с водкой. – Как же я теперь без тебя?

– Как и последние 12 лет, – прошептала я.

Каждая секунда там пронзала меня насквозь – помимо боли я ощущала собственный пульс в висках и шее. На мою руку опустилась влажная ладонь, из-за чего я вздрогнула. Это была Энже. Ее пальцы обхватили мои, давая почувствовать присутствие, ощутить хоть что-то. Если смерть и имела что-то подобное характеру человека, то определенно была жестока и высокомерна. Татьяна Михайловна будто стала марионеткой в ее руках, с помощью которой разыгрывался спектакль, чтобы посмеяться надо мной. Смерть ли жизнь – они неразделимы, две лучшие подружки, семиклассницы, выбравшие меня в качестве жертвы. Жизнь забрала у меня все, кинула подачку на 9 лет, а теперь они и ее отобрали у меня, как у голодного последние крошки хлеба.

– Я должна была умереть раньше, – шептала я, ощущая, как сжимается ладонь Энже, – я не хочу здесь быть, я не хочу это чувствовать, я должна была умереть.

– Не оставляй меня, – ответила она едва слышно, на выдохе.

В день, когда я сорвала первый на моей памяти концерт Татьяны Михайловны, Арина вернулась достаточно поздно. Наверняка гуляла с друзьями-старшеклассниками. Я услышала шаги по скрипучей лестнице задолго до того, как наша фанерная дверь открылась. Арина аккуратно бросила свою сумочку из кожзама, которая износилась всего за пару месяцев учебного года, и застыла в центре комнаты. Я оторвалась от своей подростковой книги, чье название теперь стыдно произносить, и подняла на нее взгляд:

– Привет.

– Привет, – мы жили вместе на последнем этаже с августа, но полноценно поздоровались впервые. – Ты давно пришла?

Я удивилась столь глупому вопросу.

– Я тут с августа живу.

– Да, я помню, – я слышала в ее голосе легкое раздражение, – ты ела? Будешь?

Она кинула мне на кровать пачку чипсов со вкусом краба, ставя перед фактом – я не могла уже оказаться. Я думала, что едой благодарность и закончится, да и не ожидала от нее даже этого. Мы росли в одном доме, жили в одной комнате, но являлись абсолютными противоположностями: она – миниатюрная брюнетка с красивым смуглым личиком, стильная в условиях ограниченного выбора, популярная в школе настолько, что о ней ходили слухи повышенной пошлости, какие могли придумать только подростки поселка городского типа и только по особому поводу. А я – чуток повыше, намного крупнее, невнятной расы, из-за чего меня просто нарекли «чуркой», скучная. Или «закрытая» – так писали в моей характеристике.

Постепенно мы стали вместе ходить после школы домой, затем она привела меня в свою компанию, от которой мы вдвоем откололись.

Вероятно, мое лицо опухло почти так же, как и у матери Арины. Передо мной тоже стояла стопка, но, глядя на нее, я чувствовала только отвращение, будто если выпью тотчас превращусь в Татьяну Михайловну. Я отвернулась от водки так, что, заметив это, Энже убрала со стола весь алкоголь, а наши общие с Ариной друзья последовали ее примеру. Неизвестным мне образом, мать Арины заметила это и кривой походкой направилась к нашему столу. Я ощутила, что Энже напряглась и снова сжала мою руку.

– Акылаюшка, – еле выговорила она, как скороговорку, – выпей за упокой души нашей Ариши.

Она подсунула мне почти под нос свой стакан. Меня обдало резким запахом спирта, немытого тела и въевшегося в кожу табака. Неосознанно я ударила ее по руке с такой силой, что стакан улетел в стену с имитацией кирпича и упал на кафель, разлетевшись на осколки. Все присутствующие обернулись и на пару секунд, пока я сверлила злым взглядом мать лучшей подруги, повисла тишина. Мне хотелось ударить ее по лицу. Я досчитала до пяти и раздражение потихоньку спало, но когда она причмокнула губами и снова собралась говорить, я выкрикнула ей в лицо:

– Заткнись! Пошла ты к черту, алкашка! Арина для тебя лишь повод нажраться.

Я не сдержалась и толкнула ладонями в плечи. Мой стул опрокинулся, когда я встала. Уходя, из-за пелены слез я смогла только заметить то, как Энже ставит все на место и что-то неловко говорит присутствующим. Она извинилась – догадалась я и снова разозлилась. Идя по узкой лестнице из цокольного этажа, где располагался ресторан “Алые паруса”, я думала о том, как выскажу все Энже. Что ей не следовало извиняться перед этими отбросами, которые пришли побухать и едва ли знали, кого поминают. Но когда она вышла вслед за мной, растерянная и напряженная, я не смогла ничего сказать.

Первым порывом было скрыться во дворах, чтобы не встретиться с мамашей Арины, которая вполне могла погнаться за нами.