Удар американских Богов

4. Кто выступает конкурентом? ЕС? «Но до сего дня мир не знал успешной интеграции двух дюжин национальностей. Но, даже если Европейский Союз преуспеет в своем объединении, это будет (как доказывает глава вторая книги), не угрозой Америке, а ее системой поддержки. Разве не объединяющим фактором является владение американцами ценностей на 7 трлн. за пределами США и ценностями в 9 трлн. дол., которыми владеют иностранцы внутри Америки? А что касается военной мощи, то с крахом ÇCCP в мире исчез единственный реальный военный конкурент.

6. Американское военное сообщество считает необходимым замкнуть под своим контролем ключевые регионы Земли. К примеру, руководствуясь «выдвижением передовых систем обороны», американцы жестко настаивают на своем присутствии в Саудовской Аравии, Кувейте, Катаре, Бахрейне, Объединенных Арабских Эмиратах, Омане, Саудовской Аравии, а сегодня и Ираке — с тем чтобы так или иначе нейтрализовать Иран.

Более всего американских футурологов интересует проблема альтернативы американскому могуществу. Они рассматривают все основные варианты и, понятное дело, отвергают любую замену Американской империи.

Глобализация — это аморфное понятие, прошедшее пик популярности в 1990-е годы, оставив, как хвост кометы, огромную литературу. Одом и Дюжаррич отказываются верить в организующую силу глобализации хотя бы потому, что «отсутствует механизм глобального наведения порядка, а тот, что есть, никак не может сравниться с организующей силой Американской империи»[262].

Демократический мир. Но если даже «атлантические демократии» Турция и Греция готовы воевать за микроскопические острова в Эгейском море, то что можно сказать о бушующем в страстях остальном мире? Кант с его вечным миром смотрится анахронистом в мире бен Ладена.

Не все регионы одинаковы по важности для США. Селективный выбор союзников фокусирует американские ресурсы — и особенно военные ресурсы.

Оторопь

Это явление вызывает оторопь даже среди самых близких союзников Америки в Западной Европе, где французы гордятся своей культурой, англичане считают себя «прирожденными лидерами», а немцы не верят, что их можно превзойти. В Европе критическое отношение к христианскому самоутверждению Америки возникло в XIX веке. Выход Америки на мировую арену в XX веке умножил удивление и скепсис.

Британский экономист Джон Мейнард Кейнс, говоря о своем опыте наблюдения за президентом Вильсоном, пришел к выводу, что «теологический пресвитерианский темперамент стал опасным аппаратом самообмана. Многие поколения предков президента убедили себя, что каждый их шаг поощрен свыше». Находившийся рядом британский дипломат Гарольд Никольсон увидел в американском президенте «духовно высокомерного наследника пресвитерианской традиции». Не без оснований президента Рейгана называли «восхитительной пародией на проповедника морального возрождения». Журналист Кольмен Маккарти написал, что Рейган «дошел до уровня аятоллы Хомейни».

В XXI веке в Западной Европе периодически оценивают Америку как «гигантскую фундаменталистскую христианскую страну, населенную людьми, повсюду читающими библию», как страну «религиозного экстремизма, угрожающую миру больше, чем бен Ладен». Бывший вице-президент Альберт Гор в сентябре 2004 г. увидел в вере президента Буша «американский вариант фундаменталистского импульса, который мы видим в Саудовской Аравии, в Кашмире и во многих религиозных центрах мира».

США всегда рассматривается как коммерческая республика, защищенная политической системой. Джефферсоновский принцип отделения церкви от государства в демократическом обществе также указывает на эти, казалось бы, светские основы американского самоосмысления. Однако при этом забывают, что истоки американской исходной религиозности и миссионерства институционализированы в политические учреждения и установления, в коллективные представления, которые и есть главная softpower США для самих себя — источник их высокомерия и западного фундаментализма, которого нигде кроме мы не найдем на Западе. Именно фундаментализм, неприятие чужих культур, мультикультурализма и мультиконфессионализма в глобальном масштабе создает идейный фундамент доктрины Буша, у которой много приверженцев не столько на политическом Олимпе, сколько в миссионерском сознании глубинной Америки, не знающей и не желающей знать о других.