УДАР ИГЛЫ

Теперь только одна мысль владела мной: как проникнуть во дворец, в его внутренние апартаменты. 5 и сам не знаю, почему вдруг загорелся неистовым желанием предостеречь сераскира от убийцы, а затем уговорить его решиться на сдачу крепости без 5оя. Уж очень не хотелось мне видеть поле будущей битвы, усеянное телами убиенных солдат. В душе я все же не был военным человеком, для которого естественным состоянием является желание уничтожить врага. Я полагал, что всякому человеку свойственно искать компромисс, уходить от гибельного противостояния. А раз так, то всегда можно договориться с противником и с помощью мелких уступок выиграть в главном. Потому-то и предполагаля, наивный человек, что мне следует «открыть глаза» трехбунужному, поведать о том, что видел, и попросить рассудить здраво… Однако я даже не мог предположить, то далеко не все живущие под этим небом разделяет мои взгляды. Для некоторых большее значение имел сиюминутный успех, временная удача, реже – и спасение души на веки вечные и заслуженное блаженство не только на небесах, а еще здесь, на грешной земле.

В эту ночь я был хозяином в городе. Днем на здешних улицах не протолкнешься среди простолюдинов, – воинов, купцов, дервишей, имамов, муэдзинов и прочая и прочая, а вот теперь не было ни души. И все же обольщаться мыслью, что я нахожусь в полной безопасности, не приходилось. Время от времени издалека доносилось бряцанье оружия и топот ночных стражников. Стараясь не попадаться им на глаза, я быстро уходил с их дороги. Но однажды все же не уберегся и чуть было не стал жертвой каких-то оборванцев, прятавшихся в развалинах. Приняв меня за женщину, два разбойника понадеялись на легкую добычу, но просчитались. Одного я сбил с ног ударом рукоятки кинжала, а второй, видя недюжинную силу и проворство во владении оружием «женских ручек», испустил душераздирающий крик: «Ля-илля-гу-у!» – и быстро скрылся в каком-то подземном убежище. Естественно, я не стал его преследовать и постарался поскорее уйти подальше от опасного места.

Нападение бродяг вывело меня из душевного равновесия, напомнило, что я играю в опасную игру, ставка в которой моя собственная жизнь. Мое внимание привлек шум поблизости. Вскоре я приметил процессию из двадцати женщин, до смерти напуганных ночной темнотой, не столько идущих, сколько бегущих по направлению к палаццо, куда нужно было и мне. Что-то подтолкнуло меня к ним, и я неожиданно для себя очутился в самом центре женской толпы. И тут только понял, что это те самые милашки, которыми я совсем недавно любовался в банях. Из их разговоров я узнал, что женщины выражают недовольство отсутствием охраны. Одна из самых здравомыслящих пояснила остальным:

– Все защитники ислама сейчас находятся на крепостных стенах. Даже евнухов отправили туда. Говорят, что вот-вот должен начаться страшный бой и неверные пойдут на приступ…

– А если кто-нибудь задумает черное дело и похитит жен и наложниц Превосходительного? Тогда как? – пропищал тонкий язвительный голосок.

– Тогда мы сами сумеем за себя постоять! – храбро молвила старшая из женщин, и в лунном свете молнией сверкнуло лезвие кинжала, которым она устрашающе взмахнула.

Женщины были настолько возбуждены темнотой и собственными страхами, что не обратили на меня ровным счетом никакого внимания. Я уже радовался тому, что с их помощью легко проникну в дом местного военачальника, но тут вмешались стражники, охранявшие вход.

Один из них дважды пересчитал женщин по головам и, пожав плечами, обратился к начальнику стражи:

– Мой господин! В бани отправились двадцать газелей, а сейчас их на одну больше. Как быть?

– Одной больше, одной меньше… – зевнул тот и махнул рукой. – Чем больше газелей у нашего Превосходительного, тем больше ему удовольствий. Пропусти их!

Через несколько минут я уже осваивался на женской половине дома. На меня по-прежнему не обращали внимания, все готовили любимую жену трехбунчужного к ложу любви, а я молчаливо созерцал происходившее. Это не понравилось одной из служанок.

– Эй, дылда? – неожиданно обратилась она ко мне. – Что-то я тебя не припоминаю… Хоть бы здесь сняла покрывало!

Я тонким голоском прогнусавил что-то про свой зарок, данный самом Аллаху, не снимать чадру до тех пор, пока последнего неверного не покарает рука турецкого воина. Этого оказалось достаточно, чтобы успокоить служанку. Она сказала мне:

– Раз так, то отправляйся на мужскую половину и сообщи, что госпожа готова отойти ко сну…

– Уже бегу, – пропищал я и не торопясь отправился по уже знакомым ходам и переходам к выходу.

Мне опять повезло. Войдя в один из залов, я будто наткнулся на невидимую стену. Прямо передо мной, как вкопанный, набычившись и хмурясь, стоял Селим-паша. Его лицо налилось кровью, затуманенный взор устремился в какие-то неведомые дали. Он даже не посмотрел на меня, будто и я не существовал на свете. Он больше походил сейчас на раскрашенную статую. Мне даже стало как-то не по себе.