Удар из прошлого

Зудина одолевали ужасные мысли. Возможно, вскорости его убьют, как нежелательного свидетеля, обезобразят тело, каким-нибудь тяжелым предметом, который под руку подвернется. Булыжником или кирпичом. Наскоро забросают труп землей. Через пару недель грызуны, которыми кишит степь, обгладают человечину до костей. И старуха мать, доживавшая век в глухой деревне в сотне километров от районного центра, не сможет приехать на могилу сына, потому что этой могилы у Зудина не будет.

– У тебя родители есть? – спросил Зудин. – Ну, мама, папа.

– У меня есть бабушка, ныне покойная. И она тебе передавала привет.

– Моя мать жива, – сказал Зудин. – Я ей помогаю материально. Ну, по мере сил и возможности. Пальто ей купил позапрошлой зимой. И очки купил. Она видит совсем плохо.

– Считай, что ты меня растрогал, – отозвался Боков.

– Кода три года назад мать гостила у меня, не успевала к телефону подойти после десятого звонка. Совсем старенькая. Насквозь больная. Она не переживет, если я… Если меня…

– Ничего, переживет, – успокоил Боков.

Зудин не договорил, к горлу подступил соленый комок, он шмыгнул носом, чувствуя, что может запросто разрыдаться от жалости к себе. Такого сукина сына, как этот Саша, ничем не проймешь, ничем не разжалобишь. Ни слепотой матери, ни её одинокой старостью. Типичный отморозок из молодых, жестокий и бессердечный, с камнем вместо сердца.

Замолчав, Зудин, вернулся к своим мыслям. Скорее всего, его самого заставят копать могилу под дулом пистолета. А потом выстрелят в затылок и скроются с места преступления на машине покойника. Так оно и будет, другого не дано, – убеждал себя Зудин. Но шанс на спасение всегда остается. Сейчас, когда главный бандит куда-то смылся, пропал неизвестно где, и Зудин остался наедине с молодым человеком, глупо не воспользоваться шансом.

Мир вокруг постепенно делался светлее, до утра ещё далеко, но темноту ночи словно ветер разогнал. Теперь в серых сумерках можно было запросто во всех деталях разглядеть высокий забор, висячий замок на воротах. Пора, – решил Зудин. Сейчас ли никогда.

– Слушай, зачем я вам нужен? – спросил он Бокова. – Отпустили бы меня с миром. Я не то, чтобы богатый человек. Но отложил кое-что на черный день. Есть скромные сбережения. Понимаешь?

– Понимаю, – сказал Боков. – Ты отложил на черный день. Напрасно ты не истратил деньги на мороженое.

– Я в том смысле, что можно бы разделить эти деньги.

– Меня не интересуют твои деньги, – покачал головой Боков. – И вообще, заткнись.

– Я ссать хочу, – признался Зудин. – Выведи меня. Не могу ж я здесь нужду справлять, под себя.

– А раньше ты не мог попроситься, когда темно было?

– Я только сейчас сильно захотел.

– Терпи.

– Как скажешь, – вздохнул Зудин. – Кстати, ты бы форточку закрыл.

Боков опустил пистолет, глянул, застегнута ли ширинка на брюках. В этом мгновение Зудин резко взмахнул рукой, ударил молодого человека локтем под нос. Боль была такой резкой, что Боков тихо вскрикнул и на пару секунд лишился чувств.

Кровь брызнула на рубашку, перед глазами разошлись яркие цветные полосы, будто в темноте полярной ночи включилось северное сияние. Зудин изо всех сил вывернул руку, в которой Боков держал пистолет. Но почему-то пальцы не разжались. Тогда Зудин снова навернул противника локтем по лицу. Но этот раз удар пришелся в левую бровь, лопнула кожа над глазом.

Зудин снова крутанул руку, и снова Боков не выпустил пистолет, вцепившись в рукоятку мертвой хваткой. Тогда Зудин нагнулся и с немым остервенением вцепился зубами в предплечье Бокова, едва не вырвав клок мяса и кожи. Боков застонал, разжал пальцы. Зудин подхватил на лету выпавший пистолет, положил палец на спусковой крючок.

Он победил. Зудин поднял руку с оружием, приставил ствол к голове своего тюремщика. Боков находился в полуобморочном состоянии, до конца не понимал того, что произошло. Он согнулся, уткнувшись в ладони, закрыл окровавленное лицо, хлюпая сломанным носом. Кровь с рассеченной брови тонкой струйкой стекала вниз, на брюки, на светлую рубашку.

Свободной рукой Зудин раскрыл заднюю дверцу, опустил ноги на землю. Держа Бокова на мушке и пятясь задом, он выбрался из машины. Праведный гнев и жажда мести душили Валентина Петровича. Сейчас он пристрелит этого молодого отморозка, вышибет ему мозги. Зудин согнулся, Боков, кажется, безучастный к собственной судьбе, не сдвинулся с места, продолжал сидеть, прижимая ладони к лицу и, выдувая из носа кровавые пузыри. Зудин держал пистолет в вытянутой руке и скрипел зубами.

– Я тебе деньги предлагал? – спросил он.

Боков в ответ забулькал носом.

– Дурак, надо было соглашаться, – прошипел Зудин. – Но теперь поздно. Потому что уже ты покойник.

До Бокова, наконец, дошло, что жизнь его неожиданно подошла к концу. В это мгновение захотелось провалиться сквозь землю, оказаться за тысячу верст от этого гиблого места. Или сесть в поезд, в котором объявят: «Следующая станция – Париж». Но те счастливые поезда не останавливаются в здешней глуши. Зудин рассмеялся коротким смешком, больше похожим на чахоточный кашель.