Удар из прошлого

Народ, привлеченный звуками музыки, повалил валом. Что находилось в этом мешке, никто не знал. Только мешок шевелился и издавал какие-то звуки, похожие то ли на мужской храп, то ли на сопение простуженной свиньи. На середину площадки вышел высокий, худой, как жердь, азербайджанец в расписной рубахе и громогласно объявил, что за умеренную плату любой желающий может наказать непослушный мешок. Трижды ударить по нему дубинкой или плеткой. На выбор.

Отец Валиева сказал:

– Давай посмотрим, сынок.

Отец не имел своей земли, поэтому не завел огорода. На местном рынке отец возил тележки, груженые чужими овощами. После его смерти осталось латаное пальто, пара старых костюмов, обручальное кольцо из медного сплава. Отец не мог побаловать сына шоколадными конфетами. Но вот отвести в баню или в цирк… Эти удовольствия по каману.

Тогда отец сунул в руку билетера мелочь, Валиев трижды стегнул непослушный мешок плеткой. Мешок зашевелился. Валиев рассмеялся. Людей вокруг было полно, однако желающих наказать мешок оказалось не так уж много, людям было жалко платить даже маленькие деньги за такое сомнительное удовольствие. Куда интереснее узнать, что же все-таки находилось в том мешке.

Валиев долго стоял в первом ряду перед взрослыми, наблюдая, как люди подходят и наказывают мешок палкой или плеткой. К полудню на серебристом мешке стали проступать кровавые пятна. Настроение испортилось. Валиев заплакал и стал просить отца, чтобы тот отвел его домой. Но отцу самому интересно было посмотреть, что случится дальше. И они остались стоять на пустыре перед цирком.

Зрителей все прибавлялось. А в час дня пришел Саят, местный кузнец, силач, каких даже в Баку не сыскать. Валиеву стало страшно, но он продолжал смотреть, как зачарованный. Кузнец вышел на середину площадки, скинул цветную рубашку, неторопливо поплевал на ладони и пудовыми кулаками сжал рукоять дубины. Отведя дубину за голову, трижды ударил по мешку. Со всего маху треснул.

После этого мешок повалился на бок, перестал шевелиться и смешно храпеть. На мешке выступило одно большое бордовое пятно, которое увеличивалось на глазах публики. Пришли два служащих балагана, взяли мешок за углы и утащили неизвестно куда.

– Пойдем отсюда, сынок, – отец потрепал сына по голове.

Возможно, отец чувствовал свою вину, жалел, что проявил любопытство, досмотрел все до конца. Для ребенка это слишком жестокое развлечение. Так зеваки и не увидели, что же было в том мешке. Местные цирковые ребятишки, которые знают все на свете, потом сказали Валиеву, что в мешке сидела русская женщина со связанными руками и ногами и заклеенным ртом.

Валиев проснулся в очередной раз, спустил ноги с дивана. Он обтер простыней мокрые от пота грудь и лицо. Из нижней губы сочилась густая темная сукровица. Зажал глаза ладонями и всхлипнул. «Господи, так это же я был в этом мешке, – подумал он. – В нем был я сам».

За окном занималось ранее московское утро. Валиев подошел к окну, бросил взгляд на пустынное пространство старого двора. Стая голубей слетелась к помойке. Дворник разматывает резиновую кишку, собирается поливать из шланга асфальт и траву. Валиев подумал, что теперь всю игру придется начинать с начала.

В Моске у него осталась парочка верных людей, тот самый запасной вариант, который всегда нужно иметь в запасе. Братья Габиб и Али Джафаровы два земляка, которые сейчас, после неудачной аферы с переправкой угнанных автомобилей в Баку, прочно сидят на мели. Они согласны выполнить за деньги любую работы, самую грязную, самую опасную.

В критический момент такие люди почему-то всегда находятся. При последней встрече Валиев сказал братьям, что, возможно, кое-какой заработок подвернется, но твердых обещаний давать не стал. Он полистал записную книжку, взял трубку мобильного телефона, набрал номер. Валиев узнал голос старшего брата, тридцатилетнего Габиба.

– Не разбудил? – спросил Валиев. – Есть срочное дело.

Глава двадцатая

Девяткин и Боков вернулись в дом на Рублевку вечером. Гостей встретил телохранитель Тимониной Кочкин. Он сказал, что хозяйке нездоровится, она отдыхает в своей спальне наверху. Кочкин проводил гостей в каминный зал, шепнув, что ужин подадут сюда, а сам вернулся и занял боевой пост у входной двери.

Боков включил телевизор и, упав в кресло, вытянул ноги. Девяткин расположился на диване, он взял со столика журнал и, слюнявя палец, начал лениво переворачивать страницы. Когда послышались шаги на винтовой лестнице, он решил, что вниз спускается Ирина Павловна. Девяткин поднялся на ноги, но увидел у лестницы незнакомого мужчину в светлых брюках и спортивной рубашке с коротким рукавом, догадался, кто перед ним.

Казакевич, приехавший сюда после недружеского разговора с Валиевым, на несколько минут заглянул в спальню Тимониной, наблюдал из окна, как к дому подкатили «Жигули», после минутного раздумья решил поприветствовать гостей.

Кивнув Бокову, он шагнул к Девяткину, протянул руку.

– Значит, вы и есть тот самый Юрий Иванович? Много хорошего слышал о вас от Леонида.