Между прочим, на эту записку Шляпников тут же на собрании ответил и притом в ироническом духе: «Тут товарищ обвиняет нас в меньшевизме, так как мы боремся за портфель. Ну так что же, за портфели борются не только меньшевики, но и большевики от них не откажутся». Помню, что в результате прений были представлены две резолюции — одна от имени ЦК представлена была Л.Б. Каменевым, другая — троцкистская была представлена Радеком.
Припоминаю, что перед самым голосованием в зал буквально ворвалась большая толпа военных, как выяснилось сразу же — работников Штаба РККА. Помню, что сидевший рядом со мной Маковский и еще ряд товарищей нашего курса потребовали удаления вошедших с собрания и поименного голосования, так как стало очевидно, что вошедшие явились исключительно для того, чтобы протащить троцкистскую резолюцию. (В Штабе РККА, как в ближайшем окружении Троцкого, было много троцкистов.)
Помню, что пришедшие бурно запротестовали против их удаления. В обстановке шума, криков произошло голосование и в результате, несмотря на протесты большинства товарищей нашего курса, была принята резолюция, предложенная Радеком...
После этого собрания, по инициативе Лысова и Маковского, собрались наиболее активные члены партии нашего курса, верные Центральному Комитету партии. Собрание проходило в академическом общежитии... Помню, что нас было около 20 человек. Мне запомнились товарищи Лысов, Маковский, Дзенит13
, Сверчевский14. На этом собрании было решено довести до сведения Центрального Комитета партии об оппортунистической, беспринципной линии Центрального бюро (академии. — Я.Была избрана делегация, которой и поручено было передать это письмо в ЦК партии. Это письмо было подписано нами. Спустя некоторое время нам стало известно, что Центральный Комитет партии считает, что письмо правильно вскрыло недостатки партийной работы в академии. Были проведены курсовые и общеакадемические партийные собрания, на которых троцкисты были выведены из партийных руководящих органов. В Центральное бюро академии были выбраны товарищи, зарекомендовавшие себя с безупречной стороны и верные ленинскому ЦК. Я лично был прикреплен к Центральному бюро комсомола академии.
Годы, проведенные в Военной академии, были самыми светлыми страницами в моей жизни. Лучшей наградой считаю характеристику, которая была дана мне Центральным бюро комсомола академии при прохождении партийной проверки вузовских ячеек.
В этой характеристике было сказано: «Болотков Михаил Иванович на протяжении всего времени активно боролся против троцкизма»8
.Надо сказать, что даже эта блестящая (с партийной точки зрения) характеристика все же не смогла уберечь комбрига М.И. Болоткова от обвинений в принадлежности к контрреволюционной организации. Как и в случае с И.В. Дубинским, танковый комбриг Болотков провел много лет в заключении.
И чтобы закончить рассказ о танкистах, в свое время окончивших Военную академию РККА, приведем рассказ еще одного так называемого «троцкиста», над которым это проклятие висело более двух десятков лет. Исповедь этого человека изложена в приведенном ниже документе.
«Министру Вооруженных Сил Союза ССР
Маршалу Советского Союза т. Василевскому
Копия: Командующему бронетанковыми и механизированными войсками
Маршалу бронетанковых войск т. Богданову
От исполняющего должность командира 3 гвардейской танковой Котельниковской Краснознаменной ордена Суворова дивизии — члена ВКП(б) с августа 1918 г., гвардии генерал-майора СЕЛЕЗНЕВА К.Ф.
Витебская область, почтовое отделение Иконки, войсковая часть 44181.
В 1925 году, будучи слушателем 2 курса Военной Академии имени Фрунзе и членом партбюро того же курса, я вместе с группой товарищей по курсу допустил политическую ошибку, выразившуюся в голосовании против закрытого письма ЦК ВКП(б) о прекращении дискуссии по вопросу «Уроков Октября».
Спустя два-три дня, я и несколько других товарищей эту свою ошибку признали, о чем сделали устное заявление новому составу партийного бюро и письменное заявление через академический журнал «Под знаменем Ильича». На этом вопрос был покончен и мы продолжали учебу. Никаких взысканий ни я, ни другие товарищи, допустившие эту же ошибку, не получили.
Об этой своей ошибке я заявлял комиссии по чистке парторганизации 1-го Дома РВС СССР в 1929 году. Аналогичное заявление делал комиссии по чистке парторганизации Управления пограничных и внутренних войск НКВД в 1933 году. Об этом же самом, будучи начальником штаба Высшей пограничной школы НКВД, заявлял при проверке и обмене партийных документов в 1936 году.
Ни одна из проверяющих комиссий никаких замечаний не делала и никаких взысканий не выносила. Об этой моей ошибке записано мною во всех моих документах.