Удар по своим. Красная Армия. 1938-1941 гг.

Пусть не порицают меня те товарищи, которые не имеют правильного представления о психологии человека, которого арестовали невинно и от которого требуют «больших показаний». Я думаю, что если на моем месте был бы враг или даже честный человек, но крепко обиженный за незаслуженное издевательство над ним и арест, то он, в порядке мести, мог бы наварить кашу. Мне казалось ранее, что ни при каких обстоятельствах я бы не давал ложных показаний, а вот вынудили меня. Чтобы следователям была понятна пеихология подследственного, надо им прочитать это показание. Я и ранее думал, что знаю психологию подследственного, которого арестовали ошибочно и вынуждают давать показания, но убедился в том, что не имел даже правильного представления об этом. Более того, я должен сказать, что мои муки довели меня до того, что я думал о том, как бы поскорее наговорить на себя, лишь бы расстреляли... Короче говоря, я сдался физически, т.е. не выносил больше не только побоев, но и напоминания о них.

Можно смело сказать, что при таких изобличениях волевые качества, как бы они ни были велики, не могут служить иммунитетом от физического бессилия, за исключением, может быть, отдельных редких экземпляров людей»⁴³.

Приведенный отрывок из собственноручных показаний вчера, казалось бы, удачливого и всесильного, а ныне поверженного наземь Ушакова требует некоторых комментариев. Наблюдается раздвоение личности этого человека — он живет как бы в двух измерениях: один в «шкуре» подследственного, а другой продолжает еще существовать в личине следователя по особо важным делам. Очевидно, этим и только этим объясняется содержание процитированных показаний. Стремление Ушакова глубже вникнуть и понять психические процессы и состояние человека, которого незаконно арестовали, обвинили в преступлениях, им не совершенных, при этом непрерывно подвергая избиениям и моральному давлению, как нельзя более подходит к позиции исследователя, специалиста по судебной психиатрии.

Создается впечатление, что даже из незавидного положения арестанта Ушаков хочет извлечь выгоду для себя. Чего только стоит пожелание (вот только кому? Видимо, что все-таки оно адресовано Ежову или его заместителям, ибо только они могли воплотить это в жизнь) ознакомить с его наблюдениями и выводами следователей ГУГБ, в первую очередь начинающих, молодых. Но еще лучше будет, если он, Ушаков, сам проведет такие методические занятия, где подробно расскажет обо всем, им испытанном в качестве подследственного. И это ради того, чтобы побыстрее «расколоть» очередного заговорщика, шпиона, вредителя. Такое подспудное желание Ушакова легко читается между строк его показаний и заявлений — а некоторое время спустя он уже откровеннно будет просить Л.П. Берии вернуть его в органы НКВД, ссылаясь на свои заслуги, награды и победы.

Допуская, что Ушаков пишет откровенно (видимо, это действительно так), хотя и с дальним прицелом, видя его прозрение по многим вопросам «хождения по мукам» (например, желание, чтобы поскорее расстреляли, когда страдания становились невыносимыми), удивляешься его слепоте и упорству в другом. Выходит так, что он, побывавший в качестве арестованного в руках следователей нескольких тюрем страны (Хабаровск, Киев, Москва), испытавший (по его словам) все ужасы допросов с пристрастием, признавший свое участие в заговоре и наговоривший на себя много такого, после чего дорога вела только на эшафот, наконец, будучи следователем с большим опытом фальсификации следственных дел, тем не менее после всего этого продолжает утверждать, что все его бывшие подследственные являлись настоящими врагами Родины. В чем дело? Совершенно непонятна логика его рассуждений — себя-то он считает невиновным, а свой арест — ошибкой. А во.т те, другие, они, значит, виновны по-настоящему. Одним словом, фальсификатором Ушаков считать себя никак не желает, ибо оно, это признание, приведет к большим и нежелательным для него последствиям. Отсюда и слова «и допрашивали и били по необходимости и то — действительных врагов...» Выходит, что Ушаков и в застенках НКВД по-прежнему продолжает считать врагами народа своих недавних «клиентов» — маршала Тухачевского, командармов Якира и Каширина, армейского комиссара Аронштама, комкора Фельдмана, комбрига Соколова-Страхова и других видных военачальников Красной Армии. Удивительная эта «слепота». И начинает отчетливо казаться, что это не слова Ушакова, а редактора текста его собственноручных показаний. А ведь только что он подтвердил факты незаконного ареста граждан, пусть даже и в отдельных случаях.

Ушаков, достаточно подробно описывая сцены выбивания из него ложных показаний, ни слова не говорит о том, как это же самое делал он. Например, как в день процесса по делу военного заговора в РККА «добился» от Тухачевского показаний на комкора

С.К. Тимошенко. Более того, он тут же, через несколько страниц, хвастливо упоминает о факте «разоблачения» им, как агентов иностранных разведок, армейского комиссара 2-го ранга Л.Н. Аронштама и коринженера Я.М. Фишмана. И опять, в который уже раз,