Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг.

Поэтому вполне закономерно вытекает и другой важный вывод — не будь репрессий против комначсостава РККА, в первую очередь против ее элиты, во второй половине 30-х годов, можно было бы избежать и трагедии 1941 г. Под этим имеется в виду не начало войны как таковой, а позорное отступление Красной Армии до Москвы, потеря Прибалтики, Белоруссии, Украины, южных областей Советского Союза. И это вывод не только автора, но и выдающихся полководцев Великой Отечественной войны, живших и работавших в атмосфере 37-го года, испытавших горечь неудачных зимних боев на Карельском перешейке в 1939 г., активных участников событий лета и осени 1941 г. Речь идет о мнении по этой проблеме Маршалов Советского Союза Г.К. Жукова, И.С. Конева, А.М. Василевского.

Например, Г.К. Жуков, командовавший в 1937—1941 гг. дивизией, корпусом, армейской группой войск, военным округом и возглавлявший Генеральный штаб РККА, делает следующий вывод: «...не будь 1937 года, не было бы и лета 1941 года, и в этом корень вопроса. Не будь 1937 года, мы к лету 1941 года были бы несомненно сильнее во всех отношениях, в том числе и в чисто военном, и прежде всего потому, что в рядах командного состава нашей армии пошли бы на бой с фашизмом тысячи и тысячи преданных коммунизму и опытных в военном деле людей, которых изъял из армии

1937 год. И они, эти люди, составили бы к началу войны больше половины старшего и высшего командного состава армии»¹.

Георгию Жукову вторит Иван Конев, во второй половине 30-х годов командовавший дивизией, корпусом, армией, военным округом: «...Неизвестно, как бы воевали Тухачевский или Дыбенко — беру крайние точки, — но не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого — тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении... И мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого — тридцать восьмого годов...»²

Маршал А.М. Василевский в разговоре на данную тему с писателем Константином Симоновым сказал кратко, но емко: «Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого — тридцать восьмого года? Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел...»³

И еще один негативный аспект репрессий против командно-начальствующего состава Красной Армии — в частях и подразделениях была в значительной мере утеряна вера в них, в силу их прика

за, что сильно подорвало состояние воинской дисциплины и единоначалия. Да и как не потерять эту веру, если сегодня командир дивизии, бригады или полка — полный единоначальник, приказы которого подлежат безусловному исполнению (за неисполнение —суд военного трибунала), а завтра его во всеуслышание объявляют врагом народа, а отданные им приказы — вредительскими. Результат — полное смятение в умах подчиненных: кому верить?

В 1941 г. такое положение было на руку шкурникам и паникерам. Известно немало случаев, когда целые подразделения по причине паники снимались с занимаемых позиций, оголяя тот или иной участок фронта. Танки противника прорвались вглубь нашей обороны, полк оказался в окружении — красноармейцы и младшие командиры ропщут: «Предательство!» Не подвезли своевременно боеприпасы на огневые позиции, — опять глухой ропот: «Вредительство!». Предателей и вредителей видели прежде всего в высших эшелонах армейской власти, предполагая именно там центры вражеского влияния. Именно там, наверху, в высоких штабах якобы сидели люди, по вине которых и творились всякие безобразия в организации боевых действий, в снабжении продовольствием и боеприпасами, в прикрытии пехоты с воздуха и т.п.

В 1937—1938 гг. были уничтожены не только крупные военные руководители, — были отвергнуты также их идеи и концепции строительства армии в целом и отдельных ее родов войск в частности. Например, большой вред в подготовке армии к войне принесли неверные выводы относительно применения танковых войск. После испанских событий были ликвидированы уже имевшиеся механизированные корпуса, ибо верх одержала теория, что они не нужны в современной войне. Вопреки теории и практике (в виде крупных войсковых учений и маневров) глубокой операции некоторые влиятельные лица из числа руководства Красной Армии (Г.И. Кулик и некоторые другие) стали утверждать, что танки нужны только для непосредственной поддержки пехоты на поле боя. И только после того, как немцы показали в 1939—1940 гг. значение крупных механизированных соединений в борьбе с противником, в СССР спешным порядком стали возрождать танковые и механизированные корпуса. Но время было безвозвратно упущено...