Удар током

Пожухлая листва, да иней на траве сигнализировали о близящихся холодах. Светлана Петровна загружала себя работой, чтобы отвлечься от печальных мыслей о Дмитрии Сергеевиче. Теперь, в довершение к обычным домашним хлопотам, она исполняла мужьины обязанности: уборка территории, поездки за продуктами в город, какой-то мелкий ремонт. Постоянно носила с собой телефон, ждала новостей. Каждый визит в больницу отзывался болью в сердце. Картина одна и та же: неподвижное тело, бледное лицо, звуковые сигналы сердечных сокращений на экране монитора, вечная капельница, неискоренимый запах больницы и постоянное чувство тревоги. Больше всего изматывала неопределённость, и не дай бог чего хуже. Рушился мир, который строился годами и состоял из условных кирпичиков крепко сцементированных интересами, обязанностями и устоявшейся десятилетиями духовной связи.

Почти три месяца заведующий хирургическим отделением, как бы в оправдание рассказывал, что подобные аномалии — уникальная защитная реакция, но при этом сложнейшее расстройство важных функций организма. Рано или поздно больные выходят из коматозного состояния, восстанавливаются и живут как нормальные люди, но сроки, никто определить не может. Пока остаётся терпеть и ждать! Петрушевская согласно кивала и каждый раз уезжая, надеялась что ещё немного и любимый очнётся.

Звонок застал её, когда Светлана Петровна подрезала длиннющие ветки рябины, оттянутые почти до земли гроздьями кроваво-красных ягод. Она сразу узнала голос Крайзера:

— Светлана Петровна, ваш муж вышел из комы, поздравляю. Когда сможете приехать?

— Господи! Как он, что говорит, двигается?

— Нет, нет. Только в сознание пришёл и пока лежит в реанимации. Встанет не сразу. После атонической комы требуется время и специальный комплекс восстановительной терапии: массаж, лечебная физкультура и другие процедуры. Приезжайте, я вам всё расскажу, а главное не падайте духом, самое страшное позади!

То ли лукавил Крайзер, то ли не предполагал: Петрушевский потерял память. Это выяснилось поле того, как улеглась первая радость от самого факта выхода из вегетативного состояния. Светлана Петровна сидела у кровати мужа и ловила его взгляд, вялые движения, отдельные звуки. Спустя неделю Дмитрий Сергеевич заговорил. Его речь была осмысленной и адекватной, но больной ничего не помнил — классический пример ретроградной амнезии.

В конце октября Петрушевского выписали. В машине ликовали и радостно лаяли собаки, счастье какое — хозяин вернулся! Не так радостно было Светлане Петровне. Перед отъездом она долго разговаривала с Крайзером. Илья Давидович подробно разъяснил, как должна вести себя супруга больного. Упор делался на спокойные беседы с мужем и подробные, обстоятельные рассказы о прежней жизни. Доктор посетовал на ограниченные возможности больницы и рекомендовал пройти обследование в специальном стационаре при Институте мозга человека им. Бехтеревой Российской академии наук. Звучало убедительно, Светлана Петровна воспрянула духом, и про себя решила: мы справимся во что бы то ни стало!

— Поймите меня правильно, Светлана Петровна, там высококлассные специалисты, оборудование. Мы со своими возможностями даже МРТ не можем провести. Там же новейшее оборудование, методики, гипноз. Надо воздействовать на поражённые участки мозга. Есть мнение, что кома — это защитная реакция организма, когда мозг не хочет помнить негативную информацию, когда ему хочется отдохнуть. Именно поэтому большинство больных, переживших кому и восстановившихся в сознании, не помнят этот период. В институте мозга исследуют эти проблемы и, насколько я знаю, в отдельных случаях блестяще решают.

Она рассчиталась за услуги больницы, получила на руки историю болезни и в противоречивых чувствах, но с надеждой везла благоверного домой. Глядя на дорогу, боковым зрением примечала интерес Петрушевского к живописным видам за окном, его наморщенный лоб и попытки вспомнить что-то. Муж выглядел неважно: бледный, вялый и испуганно-удивлённо взирающий на мир, который интересен, но опасен, потому, что ты его не помнишь. Словно домашняя кошка жившая взаперти, вдруг оказалась на свободе и со страха стремглав взлетает и прячется на дереве, ведомая инстинктом самосохранения, ведь другие отсутствуют.

— Ничего не помню, Света. Ты извини, но тебя тоже не знаю, собак не знаю. Может на даче как-то разберусь? Хочется спрятаться, забиться в угол. Прости.

Дмитрий Сергеевич, постепенно, не без деятельного участия супруги, встроился в неспешный дачный распорядок. Работу на участке и по дому выполнял исправно, руки всё помнили, тут особых навыков не понадобилось. Вот только за руль Светлана Петровна его больше не пускала, ноги, после реабилитации, пока слушались плохо. Ещё появилась фобия: в хозблок ни за какие коврижки! Петрушевский просил жену вынести что-то из инструмента, если такая необходимость возникала. Посиделки за обеденным столом обычно сводились к воспоминаниям Светланы Петровны: