Удар в сердце

Пожилой артельщик, немного прихрамывающий, с заурядным лицом, появился на Николаевской в сумерках. Свернул на Стременную, медленно прошел всю ее насквозь, разглядывая дома по нечетной стороне. Долго крестился на Троицкую церковь. Дойдя до Владимирского проспекта, двинулся обратно. Теперь старик пялился на четные дома. Время от времени он вынимал из кармана бумажку и сверялся по ней. Читал про себя адрес, шевеля губами. Пытался спросить у прохожего, но тот обругал дедушку и ускорил шаг.

Еще с первого раза Лыков заметил фигуру на углу своего дома. Невысокий, плечистый… Это не Степка! Мужчина средних лет был одет в пальто с клёком[72]. Он курил папиросу и зыркал по сторонам. Боевик? Или просто саврас ожидает горничную, чтобы скоротать с ней вечер? Как разберешь? Дождя нет, а клёк поднят! Прячет лицо… Коллежский советник двинулся дальше.

Варешкина он заметил на обратном пути. Тот прошел мимо сыщика и шмыгнул в ворота типографии Траншеля. Боевик сделал все так быстро, что бежать за ним было поздно. Да и дислокация противника выяснена еще не до конца.

Лыков не успел обнаружить всю засаду. Когда он проходил мимо доходного дома Мюзера, на улице опять появился Варешкин. До него было двадцать шагов, и сыщик не выдержал. Выхватив револьвер, он открыл огонь.

Степка проявил похвальную быстроту. Первая пуля попала ему в плечо, а от второй и следующих он увернулся. Тут полицейскому выстрелили в спину, и пришлось поворачиваться. Мужчина с папиросой оказался террористом, а не жуиром. Он сбил с головы Лыкова фуражку и ранил в шею. Ответным огнем сыщик уложил его наповал.

Зажав рану рукой, Лыков кинулся за Степкой. Тот заскочил в книгоиздательство Сойкина. Изнутри послышались крики и выстрелы. Сволочь, он и там кого-то убивает! Но тут Алексею Николаевичу стало не до преследования: он опять попал под огонь.

На этот раз засада пряталась на стройке доходного дома Угрюмовых. Похоже, Степка привел на Стременную целый отряд. Два человека осыпали сыщика градом пуль. Одна обожгла щеку, вторая пробила однорядку… Лыков уже разрядил барабан «веблея» и теперь пустил в ход «ремингтон». Вскоре оба нападавших лежали на мостовой.

С двух сторон слышались свистки городовых, кричали люди, ржала раненая лошадь. В отблеске фонарей виднелись корчащиеся тела. Коллежский советник прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. Кровь, пульсируя, вытекала из шеи и заливала грудь. Степка ушел.

Перестрелка на Стременной придала «делу Варешкина» официальный характер. Боевик был объявлен сразу в циркулярный розыск. Прорываясь сквозь типографию, он застрелил сторожа. Теперь на совести Степки числилось уже четыре жизни. Не считая стражника в Горловке и, возможно, кого-то еще.

Двое убитых оказались эсерами-максималистами, членами Северного отряда. Третьего, раненного Лыковым, захватили живым. Он рассказал, что помогал «товарищу Степану» без разрешения командира, по собственной инициативе. Варешкин предложил убить цепного пса самодержавия. Благородное дело! Выпили пива и пошли…

Лыков три дня пролежал в больнице, а потом получил двухнедельный отпуск для излечения. Это его устраивало. Он решил довести дело до конца. Единственная ниточка к Варешкину вела через Горловку. Кто-то там должен быть: брат, приятель, первая любовь… Ехать туда официально Алексей Николаевич не мог. Пришлось бы объяснять Трусевичу, что он действует по законам кровной мести! Другое дело, когда ты в отпуске…

Лыков прикинулся торговым человеком средней руки. У него успела отрасти щетина, сделавшая его похожим на немца-коммивояжера. Сыщик взял из запасов департамента паспорт на имя Антона Свенха. Вооружился. И отправился на охоту.

Он сошел с поезда Курско-Харьковско-Азовской дороги спустя три дня. Пыльный и грязный поселок разместился прямо возле станции. Под ногами хрустела антрацитовая крошка. Люди, что шли навстречу, часто были перемазаны в угле. Многие находились в подпитии. Жуткие трущобы вокруг… Контраст со столицей казался поразительным. Но Лыков знал, что на окраинах Петербурга картина такая же. Где скопились пролетарские слободки, там закону места нет. Вот ужо победят социал-демократы, и нигде в этой стране не останется порядка…

Разыскав квартиру урядника, сыщик зашел внутрь. Начальства на месте не оказалось. Сотский поинтересовался, что за нужда у гостя. Тот ответил: хочу подать жалобу. Сотский ни о чем больше спрашивать не стал. Лишь покачал осуждающе головой: такое творится, а тут склочник с глупостями…

Через полчаса появился урядник. Высокий, молодцеватый, а глаза такие же красные, как у пристава Лесовского из Литейной части. Сейчас у полицейских у всех такие глаза.

– Ко мне?

– Да. Торговец Свенх, хочу подать жалобу на станционного буфетчика.

Урядник вздохнул. Было видно, что он едва держится на ногах. А тут дрязги с буфетчиком… Но служба есть служба.

– Проходите.

Лыков зашел, прикрыл тщательно дверь и выложил на стол свой билет за подписью Столыпина. Служивый человек сразу преобразился. Усталость как рукой сняло! Он высунулся в приемную и приказал сотскому:

– Поди пока на улицу, погуляй. Я позову.