Удар жнеца (ЛП)

Я прогоняю его, потому что если я этого не сделаю, он обязательно прикоснется ко мне, а если он прикоснется ко мне, то просто знаю, как я отреагирую. Когда он прикасается ко мне, я становлюсь слабой.

— Эйвери, подумай об этом, — умоляет меня Чейз, и я зажмуриваю глаза, сердито сдерживая слезы. Я распахиваю глаза, когда чувствую, как он делает еще один шаг ко мне.

Я кричу на него:

— Стой! Просто стой. Держись от меня подальше.

— Эйвери, — Чейз дышит так, будто внутри него что-то ломается.

Знаю, я слишком рассержена. Знаю, я слишком себя накручиваю. Я виню Чейза в том, что сделал Итан. Я взваливаю на него весь груз, который я носила сама, и это несправедливо.

Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие воздухом, пытаясь обдумать всё. Я медленно выдыхаю сквозь зубы.

— Черт, — ругается Чейз и недоверчиво качает головой.

— Мне нужно немного времени, — объясняю я ему, у меня ломается голос. — Мне просто нужно немного времени подумать.

Чейз зарывает пальцы в волосы.

— Ты мне ничего не должна.

— Уходи, Чейз, пожалуйста, — говорю я, и начинаю отворачиваться. Я не хочу больше ничего слушать. Я совершенно убеждена, что сейчас ему нечем меня успокоить. Мне просто нужно успокоиться, а я не смогу сделать этого, если он будет пытаться меня переубедить.

Я не вижу, но явно слышу, как Чейз идет к двери. Это звучит, как будто сам фундамент здания сотрясается.

Я чувствую, что должна остановить его, и я чувствую напряжение, боясь, что он проигнорирует то, что я хочу. Я не могу физически заставить его уйти.

— Ты сама отдала мне себя, — говорит он, вдруг напоминая мне. — Ты моя, и у меня есть все права заботиться о тебе. Я тебя не заставлял отдавать мне себя, я попросил.

Я оборачиваюсь и встречаюсь с ним широко открытыми глазами, но я не могу произнести ни слова, потому что не могу дышать. Я отдала ему себя, как я могла забыть об этом? Я даже объяснить этого не могу...

Он рывком открывает дверь, при этом не отрываясь смотрит на меня.

— И поскольку я не Итан, и я, черт побери, люблю тебя, я дам тебе все время и свободу, которые тебе нужны.

Он закрывает за собой дверь, и он даже не хлопает ею, как я ожидала, а закрывает ее бесшумно, осторожно.

Он любит меня. Черт возьми, он любит меня. Остатки гнева исчезают, и я сползаю на пол, подогнув колени. Я в таком шоке, так потрясена всем, что только что произошло, что просто позволила ему уйти.

Как только он ушел, как только я услышала, как он заводит свою машину и шины скрипят, когда он уезжает с парковки, я не могу сдержать слез. Я плачу, потому что я глупая. Я такая глупая, черт возьми. Что я наделала? Как я могла позволить всему этому денежному дерьму сделать меня такой уродиной? Я так погрузилась в свои мысли, что каким-то образом он пытался контролировать меня, манипулировать мной, что я даже по-настоящему не думала.

Я просто отказалось от самого лучшего, что когда-либо случалось со мной.

Чейз

Знаю, я не мыслю ясно, когда разворачиваюсь на повороте дороги рядом с домом и слышу скрип шин, когда я жму на педаль до упора. Я мчусь по улице, на которой находится мой дом, и продолжаю ехать прочь из города.

Я не отрываю глаз от дороги, держа одной рукой руль, а другой — телефон. Я продолжаю надеяться, что мой телефон зазвонит, потому что музыка на нем такая громкая, что я не слышу ничего вокруг. Шум мне сейчас необходим, мне нужно что-то громкое, потому что все эти бессвязные, безумные мысли в моей голове просто так не остановятся. Я все еще вижу ее зеленые глаза, полные слез, и это разрывает меня на куски. Я чувствую себя маленькой сучкой. Я раньше никогда не позволял себе так далеко зайти в отношениях с девушкой.

Я видел своего отца и что случается, когда ты позволяешь кому-то стать слишком близким. Я никогда такого не чувствовал, и что так чертовски хреново, это то, что отношения не продлились даже двух лет, а я уже облажался, прошло всего несколько недель. Я по полной, черт возьми, облажался. Я не лгал ей, когда сказал, что люблю ее. Я говорил ей чистую правду.

От этой мысли я качаю головой. Это абсолютная правда, и я понимаю, что на самом деле это чертовски грустно. У меня есть год, чтобы разгадать три большие загадки, и я сказал «Я люблю тебя» одному человеку: моему отцу. Ну, двоим, если считать сказанное Эйвери в гневе, прежде чем вылетел из ее квартиры.

Я не знаю, почему приехал именно сюда, я подсознательно выбрал это, но именно сюда я всегда приезжаю, когда мне нужно с кем-то поговорить. Я останавливаюсь у дома моего отца, и, вероятно, это лучшее место, где я, в конце концов, мог оказаться. Мне нужно съехать с дороги, прежде чем я попадусь за неосторожное вождение. Последнее, что мне сейчас нужно, так это срок в тюрьме.

Постучав в дверь, я просто вхожу в дом и громко зову его.

— Папа, это я!

— Привет, заходи! — кричит он в ответ.

Я вхожу в гостиную и вижу его, сидящего на диване с ногами в тяговой машине, которая сгибается, чтобы поддержать его подвижность.

— Я облажался, — говорю я и плюхаюсь в кресло.