Ударная сила

Граненый карандаш все еще крутился в руках Бутакова, тускловатые блики поигрывали на глади стола. Но вот карандаш замер — Борис Силыч подождал ровно столько, чтоб быть первым и чтоб не показалось, будто он только и ждал этого мига — ринуться сразу после Задорогина. Широко улыбнулся — нет, ему понравилось и сообщение, и последнее заявление Задорогина, и он не намерен скрывать своих чувств. Глаза его полыхнули на Янова огнем острым, молодым.

— А что, Дмитрий Николаевич, прав, прав, по-моему, Юрий Павлович Задорогин! Подписываюсь под его словами! Хоть сейчас... Предлагаю утвердить протокол, принять решение на проведение последнего этапа госиспытаний. Да, мы не ждем милостей, как говорится, от техники, берем их, все дальше вторгаясь в технические тайны, и для нас открываются бесконечные возможности...

Глаза его не гасли, но голос прозвучал с извинительными нотками: мол, понимаю сам, что скокетничал. Он уже хотел закончить — ему больше и не нужно расточать слов, — просто подыскивал последнюю энергичную емкую фразу, скажет, и все...

И вдруг негромко, но отчетливо прозвучало:

— Им все уже ясно!

Многие обернулись. Подстегнутый чутьем — что-то произойдет, — поднял глаза и Фурашов. Опять Василин испортил обедню.

Бордовость у Василина на лице сменилась бурыми пятнами, будто краска стянулась в отдельные очажки, спеклась.

— Одной «Катунью» стратеги хотят все решить.

— Давайте, товарищи, все же к делу — без препирательств! — Брови Янова всползли на лоб, образовав косую линию: левая выше правой.

Надувшись, Василин умолк, бледнели, отцветали пятна.

Янов, повернувшись к Бутакову, сказал:

— У вас все? Или вы хотели бы продолжить, Борис Силыч?

Улыбка вновь тронула лицо Главного, но тусклая, вымученная.

— Так ведь слова не дела! Я сказал все, хотя, может, что-то есть у других товарищей, выслушаем. Но, думаю, просто надо принимать решение. Поддерживаю предложение Юрия Павловича, предложение рабочей подкомиссии.

— Ясно, учтем. Кто еще хотел бы высказаться?

Фурашов покосился на край ряда, где сидел. Сергей Умнов, — тот вроде бы не менял позы: согнулся, локти твердо поставлены на колени, кулаками подпер голову. Что он? О чем думает? Бутаков хитро поступил — упредил, сказал, — поди теперь после шефа раскрой рот! В общем, представители КБ, как говорится, вышли из игры, а он, Фурашов, рассчитывал на Сергея, пусть и не знал, как все получится. Как теперь?..

Генерал Сергеев нет-нет да и поглядывает в его сторону — ждет, чтоб он, Фурашов, брал слово? Но после сообщения Задорогина и предложения Бутакова все настроены мирно, даже реплика Василина не сбила настроя, а тут кто-то, какой-то полезет с критикой, «бомбу» попытается взорвать...

Рядом старый конструктор, сидит в прежней позе, даже не шевельнулся, пока «перестреливались» Василин с Бутаковым, не расцепил на коленях костистых, тонких пальцев. Своя тоже дума.

Поднялся за столом Волнотрубов — представитель промышленности: плоская широкая спина; бугристый затылок словно начищен — въелся кара-суйский загар; кончик порыжелой, выгоревшей брови завился, будто ус. Говорит солидно, неторопливо, на ветер слов не бросает. По его словам, выходило: промышленность усиленно поставляет комплексы в войска, и у них, представителей промышленности, нет сомнения в полном соответствии «Катуни» тактико-техническому заданию, высокому уровню достижений мировой практики. Это следует из протокола рабочей подкомиссии и доклада товарища Задорогина. Доработки и улучшения систем оперативно вводятся в аппаратуру. И переход к последнему этапу госиспытаний, скорейшее его окончание есть требование логическое, жизненно важное, государственное.

В конце он предложил резолюцию:

«Учитывая международную обстановку, происки империалистической реакции, считать скорейшее окончание государственных испытаний «Катуни», принятие ее на водружение задачей номер один».

— Срок принятия... предлагаю... — Голос его с сиплинкой загустел, зазвучал весомо, чеканно: — Первое сентября текущего года.

Неторопливо сел.

Заспорили о резолюции. Одним она нравилась, но кто-то подал голос: «У нас не политическая ассамблея! Преамбула не нужна». Янов повеселел, лучились глаза — его будто согрела эта внезапная оживленность. И, выждав тишину, сказал:

— Нет, конечно, мы не можем не учитывать обстановки, не можем проявлять беспечность... Мы, военные, в первую очередь. Империалистические блоки, соглашения, очевидная гонка вооружений, ставка на атомное оружие — все это мы учитываем. Учитываем! Вот эти базы... — Кивнул на карту на стене и сразу потемнел. Они разрастаются... На дрожжах! — Секунду помолчал, что-то мысленно взвешивая, заключил: — Так что не имеем права не учитывать. Не имеем! Но объективная оценка оружия, в частности, системы «Катунь» — не умаляя ее достоинств, — тем более важна... Знаем мы с Модестом Петровичем! — Улыбнулся, сказал: — Хотя, пожалуй, лишь в личном плане...