...Со света, войдя в индикаторную, генерал Василин минуту осваивался в темноте. Голубовато мерцали, перемигивались экраны, и отсветные блики слабо окрашивали темноту; что-то, казалось, таинственное и глубокое совершалось тут и властно и безоговорочно требовало тишины, сдержанности. Василин невольно задержался у входа, у плотной шторы, прикрывавшей вход. В тишине от пультов почти одновременно раздалось:
— Первая — есть автоматическое сопровождение!
— Третья — есть автоматическое!
— Цель — в зоне пуска!
Теперь Василин увидел впереди, у командирского пульта, три-четыре в рост фигуры и хотел уже шагнуть туда, но оттуда тотчас же, лишь успели отзвучать доклады, размеренно, отчеканивая каждое слово, знакомый Василину голос точно бы стал ударять в эту тишину:
— Первой группе. Капитану Гладышеву. Цель — скоростной самолет-разведчик. Высота — двадцать два километра. Одной ракетой... Огонь!
— Пер-рвая... пуск!
Василин не отрывал взгляда от планшета впереди: там черная, выпуклая, с зигзагами линия из верхнего левого угла дотянулась до красного кольца — рубежа пуска ракет... Что произойдет? Оборвется ли она, эта черная линия, или протянется дальше? Иначе, будет ли сбит разведчик или уйдет безнаказанным? Он, Василин, еще в соседнем полку соединился с Москвой и узнал: там, в Москве, надеялись на «Катунь». Нет, он, Василин, не хотел попервоначалу заезжать к Фурашову, у него не было до той минуты такого плана, — пусть сгладило время те события, но он еще помнил, не забыл, какой состоялся тогда «разговор» у Янова из-за этого «циркача»...
Однако когда стало ясно, что разведчик-нарушитель пройдет через зону огня Фурашова, Василин, не раздумывая, приказал подать ЗИМ. Сев в машину, бросив шоферу: «Гони к соседу!», он тогда не знал еще, что его ждет, с чем столкнется — с триумфом или поражением. Он думал лишь об одном: нарушителя до́лжно сбить, снять, как говорили в войну зенитчики.. Это уже не игрушки — в небе реальная цель, тут не до обид, не до всяких там личных счетов — на карту поставлены честь, достоинство Родины. Ему, Василину, не раз за его долгую военную жизнь приходилось отбрасывать личное, когда дело касалось высоких интересов защиты, обороны Родины — в малом и большом, — для чего, собственно, он жил и трудился и в чем видел свое предназначение. Он никогда не прятался, точно улитка в раковину, в трудную, критическую минуту, — случалось, сам вставал к зениткам, как тогда, в том «бою-песне», или тогда, когда водил бойцов в атаки, отбивая натиски фашистов... «Значит, и теперь твое место там, где решается все. Ты, Василин, должен быть там. Должен!» Так думал он в машине, хотя и не знал, нужен ли будет, поможет ли чем. Ему просто не приходило это в голову. Не приходило и другое: что он может опоздать туда, что он, более того, может даже не ездить совсем — никто его не упрекнет, не поставит этого ему в вину...
— Цель падает, теряет высоту! Цель уничтожена! Расход — одна ракета.
Этот доклад вернул Василина к тому, что происходило тут. И когда он, преодолев скованность, шагнул от входа в глубь индикаторной, у пульта повернулся Фурашов и тоже, шагнул навстречу.
— Товарищ генерал, полк выполняет боевую задачу. Сбит иностранный самолет — нарушитель воздушных границ Союза Советских Социалистических Республик. Командир полка — инженер-полковник Фурашов.
— Слышал и видел все... — Лишь на миг внутренне колебание коснулось Василина, но тут же он твердо повторил: — Да, слышал и видел все, командир, и поздравляю!
Подал руку, и, когда Фурашов протянул свою, Василин крепко пожал ее, почувствовал ответное пожатие — оно было коротким, но твердым и, как показалось Василину, искренним.
Василин слушал густой и размеренный голос диктора, читавшего последние сообщения: