– Я уезжаю не из-за них. Я отвезу анализы Сусанны. Я обещала Хрустову, что уговорю ее сделать анализы. Вот они и сделаны. И это не все. Неизвестно, что предпримет Корневич, узнав из анализов, что Сусанна Ли беременна. Я должна сделать так, чтобы она ему не досталась.
– Ты настолько уверена в собственной правоте? Ты точно знаешь, что происходит? Почему она ни в коем случае не должна ему достаться?
– Потому что беременная женщина должна делать только то, что хочет! – повысила голос Ева, подошла к Далиле и подняла ее голову за подбородок: – Мне странно слышать такие высказывания от тебя.
– Я просто не хочу, чтобы ты уезжала, – повинилась Далила.
– Если тебе здесь осточертело сидеть, поехали вместе!
– Ну да, как же. Приехать в Москву как раз в тот момент, когда Корневич опять будет охотиться за Сусанной Ли, а ты ее – прятать? Мы еще не отдохнули. Детям здесь нравится. Няня – просто находка.
– Тогда давай прощаться, – Ева дергает на себя за руки Далилу и крепко обнимает.
– Ты так и не посмотрела море в полнолуние, – шепчет Далила в темные волосы Евы.
Москва встретила холодным дождем, гололедицей и мимозой у каждого выхода из метро.
– Это уже исуня или еще нет? – спросила Ева, показывая на яркие желтые шарики.
– Исуня, она здесь, – Илия приложил руку к сердцу. – Она в тебе. Когда проявится, сразу почувствуешь. Нам нужно уехать быстрей.
– А мои вещи? – повысила голос Сусанна. Ева и Илия наблюдали в зеркальце, как девушка встает на заднем сиденье и потягивается. – Я без своего золота и стеклянного шара никуда не поеду.
– Что это еще такое? – спрашивает Ева у Илии. Тот пожимает плечами.
– Я не поеду ни в какие горы, пока мне не отдадут мое золото и стеклянный шар.
– Какие горы? – повышает голос Ева.
– Мы поедем ко мне на родину, – Илия отворачивается, смотрит в окно, и Еве не удается поймать его глаза.
– Это новость. А где твоя родина?
– Я тебе уже говорил. Я из горного Таджикистана.
– Тебя же забрали ребенком! Тебя продали Хамиду-Паше в публичный дом! К кому ты поедешь в горы?! – Ева сама удивилась, когда вдруг посмотрела на свои руки, а руки тряслись.
– К матери, – просто ответил Илия. – К женщине, которая меня родила. Другого выхода нет. Нет на земле места, где еще мы можем спрятаться.
– Я поеду с вами! – никак не успокоится Ева.
– Я не бросаю тебя, – мальчик поворачивается к ней и смотрит, не мигая, – я только прячу Сусанну Ли.
– Я больше не могу слышать это имя, – шепчет Ева, провалившись в черноту его глаз, – я устала от невероятного бреда, от ее невинной беременности, от ее капризов и хамства, от ее рвоты, неужели она еще и тебя заберет?
– Иди к Корневичу и потребуй мою сумку, – заявляет Су. – Не вздумай отдавать анализы, пока он не отдаст мою сумку. Из сумки мне нужен только шар. Он стеклянный, внутри стоит замок и идет снег. А золото отбирай как хочешь, но без клише я не уеду.
Ева стискивает зубы, чтобы не сказать лишнего, и резко рвет машину с места.
Вечером она выходит на электронную связь с Корневичем.
В сумраке его квартиры пахнет удушающе-сладко: на небольшом антикварном столике у окна тлеет в глиняной тарелке палочка сандала.
– Вы принесли, что я просила? – спрашивает Ева у дверей в коридоре.
– Проходите. Ничего не надо было нести. Все здесь. Проходите же.
– Можно осмотреться? – спрашивает Ева, сбрасывая куртку с плеч на пол. И Корневич некоторое время удивленно раздумывает: кому? Кто должен был стоять сзади и подхватить?
– Пожалуйста. Только в спальне неубрано.
– Обожаю разглядывать неубранные спальни категорических холостяков.
– Ничего интересного, – Корневич наконец решился, поднял куртку и повесил ее на вешалку, невольно вдохнув запах женщины.
Ева застывает в дверях спальни. На тумбочке у кровати чуть светится ночник, а возле него плавают в стеклянном шаре хлопья искусственного снега вокруг замка из крошечных ракушек.
– У меня есть семга! – кричит Корневич из кухни. – Где хотите чай пить?
– Люблю пить чай в кухне, – подходит к нему Ева.
– Учитывая ваши профессиональные навыки, позволю себе предложить вам все сделать самой. Вот чайник, там заварка.
Ева удивлена, Корневич объясняет необходимость подобной предосторожности при наличии сейчас у служб самых разнообразных химических средств – от микстуры для откровенности до уникальных ядов.
– Я вас не боюсь, – говорит Ева, – а чай заварю по праву женщины на кухне.
– Что я слышу? – ерничает Корневич, с удовольствием наблюдая ее сзади. – Вы пришли ко мне на деловую встречу, осмотрели спальню и завариваете чай, потому что вы – женщина? Кстати, насчет ядов. Моего друга женщина отравила, имея яд в медальоне на шее. Окунула пару раз в стакан с соком или кофе – и все.
– Странная халатность для отстрельщика Хрустова, да? – спрашивает Ева, не поворачиваясь. – Учитывая то, что яд имел необычайно сильный и резкий запах. Я люблю горькие духи, а вы?
Корневич обескураженно смеется.