Скрипач остановился и выстрелил четыре раза по направлению ее голоса. Две пули попали в угол, отбив куски штукатурки, две ушли в сторону и влипли в противоположную стену.
«Вот же придурок!» – Юна села. Она ни капельки не испугалась, ситуация казалась ей скорей смешной, чем опасной.
– Скрипач, ты когда последний раз был на стрельбище? – Юна закусила губу и соображала, как ей уговорить мужчину уйти к себе. – Давай разойдемся по комнатам, а? Ева обещала скоро приехать и все объяснить.
Мужчина за поворотом чуть расставил ноги и взял оружие двумя руками, направив его в предположительное место сердца Юны. Если бы она вышла. Он застыл, сморгнул капли пота на виске у самого глаза, сглотнул и спросил, напрягая голос:
– Ты получила приказ на меня?
– Ну и что? – сразу же отозвалась Юна. – Подумаешь! Кто-то проверяет, что у нас победит: исполнительность без мозгов или мозги и логика. Никогда не доверяла анонимкам. Ну не будь дураком, ведь я могла тебя убить уже десять раз. Подожди немного, все выяснится. А ты получил на меня?
– Нет! – крикнул Скрипач. – Не на тебя.
– Ну вот видишь! – с облегчением крикнула Юна, встала и вышла.
Как сказал бы ее папочка – большой чин в оборонке – пропасть в мышлении, исполнительности и воспитании поколений. Скрипач не стал бы выполнять приказ только в одном случае: в случае получения другого приказа: «Отставить». И только так, по его мнению, и должен поступать каждый солдат. А разговоры и обещания – это чисто женские штучки. Юна, решив, что переговоры окончены в пользу если не устранения досадного недоразумения, то уж, во всяком случае, в пользу осмысления, решила немедленно эти переговоры начать в более удобной обстановке. Она вышла, увидела направленное дуло и на долю секунды опоздала упасть на пол: Скрипач выстрелил. Юна прицелилась и, уже теряя сознание, нажала на курок. Рука и глазомер не подвели: Скрипач рухнул с простреленной головой.
«В помещении лаборатории произведены выстрелы, взорвано взрывчатое вещество или имеет место критическая загазованность. Внимание. Включена охранная сигнализация. Если в помещении находятся люди, просьба подтвердить вызов отряда реагирования. В течение тридцати секунд есть возможность отмены вызова. Двадцать девять. Двадцать восемь. Двадцать семь…»
Молодой человек на улице увидел, что над дверью включилась красная лампочка. Для него это было сигналом еще раз понажимать кнопки на пульте, а для специалистов – сигнал опасности.
«…Четыре. Три. Два. Один. Ноль. Код четыреста семнадцать ноль два. Подтверждаю вызов отряда быстрого реагирования и медицинского персонала. Оставшихся в живых просят максимально обеспечить свободный проход. Включена блокировка дверей всех помещений, кроме сторожевого».
Сторожевым помещением считался холл с монитором, на котором физиономия молодого человека, уставшего играться с кнопками, приобрела выражение обозленное: он в сердцах пинал дверь ногой. Восемь дверей внутри лаборатории одновременно щелкнули, на включенных компьютерах Юны и Скрипача сработал режим «сохранения»: смешной человек с хохолком бегал по экрану, складывал папку на папку, а высокую стопку тащил в угол.
Шофер, устав пинать дверь, обернулся и замер: сзади него полукругом расположились полдюжины чудовищ в касках, вспученные бронежилетами тела были одинаково пятнисты, короткоствольные автоматы казались игрушками, а поза каждого – одним коленом на земле – была торжественна, как перед знаменем полка.
Ева подъехала в тот момент, когда брыкающегося шофера тащили к фургону с эмблемой федеральной службы, он кричал, что привез оборудование, что это очень дорогое оборудование – «Шведское!», что он за него отвечает, а за себя нет.
Ее оттеснили от двери, сунули в лицо предписание: первым входит группа реагирования.
– Сколько человек может быть в помещении?
– Двое или трое. Я могу это выяснить точно.
Ева вспомнила про Мышку. Она побежала за угол, к стеклянным дверям информационного центра, стараясь не обращать внимания на стиснувшее сердце предчувствие смерти. Не паниковать, пока не увидела своими глазами, что случилось. Не делать выводов, пока нет полной информации.
Охранник центра очень вежливо попросил ее пройти в кабинет досмотра. Там внимательно прочитали ее удостоверение. Поинтересовались, кем она работает в лаборатории и не ее ли сотрудница обронила вот такое удостоверение?
Ева, оцепенев, смотрела на фотографию Мышки в развернутой книжечке.
– Она мертва? – спросила, уже ни на что не надеясь.
– Не очень ясно, – ответил ей пожилой администратор, – увезли на «Скорой», потеряла сознание в просмотровом зале. Схватилась за сердце и упала. Стол, за которым работала ваша сотрудница, никто не трогал. Желаете посмотреть? Оставить до прибытия группы следствия? Хорошо. Сумочку и выпавшее из нее удостоверение можно забрать. Заявку на газетный материал, который она смотрела, можно взять у администратора по прессе. Валерианки?
Ева посмотрела в близкое незнакомое лицо и встала:
– Спасибо, нет.