Я заснула, как только мы сели в электричку. Мне приснился полусон-полубред. В огромном зале с яркими лампами я рожала Су. Я никогда не видела только что рожденных, хотя достаточно наслышана об их отвратительном виде. Су показалась вдруг где-то внизу моего живота, опутанная кишками и слизью. Она ругалась, грозила кулачком, что вот, родилась, а акушерки нет, она сползла на пол, и мне показалось, что из меня вытягивают внутренности. Я с трудом повернулась, чтобы разглядеть ее внизу, и увидела на полу крошечное существо в крови, которое промокало себя простыней и показывало мне язык. Я закричала и проснулась. Су гладила меня по голове. Никогда в жизни я так не пугалась.
– Мы не туда едем, – пробормотала я, еще вздрагивая от кошмара, – нам надо ехать в Москву. Нам надо вернуться.
– Я тоже хочу домой, – кивнула Су. – Мне пора домой.
– Нам нужно попасть в твою квартиру и кое-что посмотреть. Где фотографии?
– Какие фотографии?
– Ты забирала с собой фотографии, где они? Мне нужны твои фотографии детства!
– И фотографии, и паспорта, и деньги остались в милиции. Зачем тебе? – Су без сопротивления тащится за мной в тамбур, цепляясь крепко за мою руку.
– Нам надо в Москву! Потом объясню.
– Вы и так едете к Москве, – заявила нам женщина в дверях. – В другую сторону не проехать. Там дома попадали на рельсы.
– Я хочу есть, – вздыхает Су.
Я отдаю ей пряник. Теперь, когда у меня возникла совершенно невероятная идея по поводу превращения Су, я словно воспряла. Абсурдность моей догадки очевидна, но, если она подтвердится, кончится бессмысленность последних дней, все станет на свои места.
На первой же большой станции мы с другими пострадавшими от смерча обратились в созданные для этого случая пункты гражданской обороны, назвали свои имена, адреса, написали по три заявления и получили под расписку дорожные деньги, отказавшись остаться в школе, оборудованной для временного проживания лиц, потерявших жилье. Крепко сжимая в руке драгоценные справки и деньги, мы штурмовали электричку, час стояли, потом удалось сесть. Еще через три часа мы оказались в том самом городе, где у станции стоит статуя перед урной и живет злой Поэт. Здесь надо было ждать часа два, пока не подадут поезд, мы поплелись в здание вокзала, и вдруг я почувствовала на себе цепкий взгляд. Я осторожно повернулась, но никого уставившегося в меня не заметила. Тогда я зашла за угол, минуя вход в вокзал, Су тащилась за мной, ничего не спрашивая, спотыкаясь в больших для нее туфлях. За углом мы остановились, замерли, и через полминуты на нас вылетел запыхавшийся красный здоровяк в милицейской форме.
– Леша, – неожиданно для себя воскликнула я, – неужели это ты?
Милиционер Леша не успел спрятать в карман бумажку, на которой была фотография Су и скромная надпись, что-то типа «их разыскивает милиция».
Он оторопел, посмотрел на Су равнодушно, сдвинул на затылок фуражку, а образовавшуюся на лбу красную полосу задумчиво почесал.
– Разрешите поинтересоваться документиками, мы знакомы? – Он затолкал-таки бумажку в карман. Су тянула меня за руку. Пока милиционер читал по слогам наши справки, из которых выходило, что мама и дочка двенадцати лет потеряли свои вещи в момент стихийного бедствия и направляются к месту жительства в город Москву, я судорожно вспоминала, как же меня зовут по этой справке, потому что напрочь забыла имя, которое назвала тогда.
– Идем, – тянула меня Су, – пошли его на фиг, идем быстрей. Не надо тут оставаться.
Но Леша объявил, что нужно кое-что выяснить, не пройдем ли мы с ним. И повел нас в сторону от вокзала через рельсы, объяснив, что так короче.
– Надо немного пробежаться, – сказала Су, потянув меня за руку и заставив наклониться к ней.
– Куда? – спросила я шепотом.
– Не куда, а когда, – мы остановились в переплетении рельсов, совсем рядом щелкнул переводчик стрелок, на нас, пыхтя, двигался товарный поезд, – сейчас! – крикнула она и побежала перед самым поездом, потащив меня за собой.
Мы бежали недолго: дорогу перегородил стоящий поезд. Пока я, набрав воздуха, собиралась провести лекцию о том, что нельзя пролезать под поездами, Су, не выпуская моей руки, сунулась под вагон, потом ей пришлось бросить меня, чтобы переползти на четвереньках. Мы оказались по разные стороны поезда.
– Иди сюда, – она присела на той стороне и смотрела на меня снизу.
– Нет, это опасно, – я покачала головой.
– Не опасней, чем все, что с нами случилось. Иди же! Он скоро поедет!
Я оглянулась. Сзади страшно гудел товарный поезд, скрежеща тормозами. В эту минуту странное чувство закопошилось внутри меня, словно предчувствие свободы, только надо не лезть под этот поезд, а сказать, что я его обойду. Уйти и потеряться. Убежать. Никогда больше ее не видеть. Ну да, как же! Сойти с ума от страха и вины, думать о ней потом каждый день, каждый день уверять себя, что все хорошо, зная, что она уже уменьшилась до размеров насекомого?!
Я присела и полезла под поезд.