– Ну а не завалим Топорика, – отозвался Геракл, – то нас уберут. Сам знаешь, как Грозный это делает. К тому же Топорик один останется, от него все отвалят. И тогда его вполне могут вздернуть эти вешатели. А он запросто может, сука, в ментовку нырнуть. Лучше уж пару-тройку лет в зоне отсидеть, чем в петле болтаться. Так что валить его надо. Вопрос – как? Если только взять его с собой, вроде вместе поедем в столицу, а по дороге сделаем и упрячем труп. Только так, пожалуй.
– А что? Самое разумное. Так и сделаем. Сегодня скажем Топорику, что он с нами поедет, в Москве теперь работать будет. И от вешателей подальше, и бабки приличные сможет заработать.
– Я вообще-то не пойму вот чего – почему ты не вякнул Грозному, что сказал Кирка?
– Сам подумай: если только за то, что Кирка был в то время в Лесосибирске, его валить надо, то нас тоже убрали бы.
– Во блин! А я не въеду никак, почему ты Грозному не сказал. А ведь ты правильно базаришь. Но тогда получается, что Грозный как-то замешан в этой делюге, ну, о лесосибирских отморозках.
– Выходит, так.
– Что-то эти палачи, – усмехнулся Топорик, – больше не вешают никого. Видно, залетные были.
– Выжидают, – вздохнул Лохматый. – Я без ствола даже в сортир не хожу. И стараюсь не оставаться один. А то хрен их знает, удавку, суки, накинут, и привет родным с того света.
– А ты, – Топорик взглянул на Лесовика, – тоже боишься?
– Да не то чтоб совсем, – усмехнулся тот. – Но береженого Бог бережет. Я сейчас особо не высовываюсь из своих мест. Пусть сюда сунутся, сучары, я им с ходу пасти порву. Здесь тоже на стреме своих ставлю. А ты, Топорик, как себя чувствуешь? Парням, похоже, надоело быть сторожевыми псами. Свалят от тебя, тогда что делать будешь?
– Да мне и без них не хреново будет, – стараясь не выказать страха, проговорил Топорик. – Я не о себе, а о них думал. Когда Змея вздернули, я и собрал их. А кто хочет домой, к мамочке, пусть катит.
– Поздравляю, – войдя, улыбнулся ему Суслин, – в столицу с нами поедешь. Все дела тут прекращай и собирайся. Дня через три-четыре отвалим. Надо бабки за проданный товар получить и то, что осталось, забрать. Посылай кого-нибудь, а мы тут в одно место скатаемся, потом за билетами. В общем, собирайся.
– В натуре уезжаю? – спросил Топорик.
– В натуре, – улыбнулся Суслин.
– Ништяк! – Топорик облегченно вздохнул. – Все, мужики! – закричал он. – Отвальную по полной программе делаю.
– А вы договорились, кто из вас будет лесом заниматься? – спросил Геракл.
– Да мы компаньонами будем, – посмотрел на Лесовика Лохматый. – Так оно и спокойнее, и безопаснее. А этого в натуре в столицу везете? – неожиданно тихо спросил он. – Или до первой ямы поглубже?
– А ты не так прост, – усмехнулся Геракл, – как кажешься. Топорика везем туда, куда надо.
– Ему давно пора нож в пузо, – негромко проговорил Лесовик, – совсем оборзел. А на деле, выходит, трус. Заперся у себя в конуре и зубы кажет, а не кусает.
Топорик в это время по телефону обсуждал вечеринку в честь переезда в Москву.
– А кто будет наркотой заниматься? – спросил Лохматый.
– Пока и мы не знаем, – ответил Геракл.
– Получается, – пробормотал Борисов, – что Лиров не уезжал никуда. Где же он был все это время? В то, что он убил жену, я как-то не особо верю. Точнее, вообще не верю. Но версию эту все-таки нужно отрабатывать. Где он был? Где и почему его убили? Ответ напрашивается сам собой: Лировы тоже дали показания в пользу Топорикова, и поэтому их убрали. Но это не вешатели. Кроме того, Лиров защищался и был ранен ножом. Почему убили жен свидетелей? Кстати, где Сарин?
– Его увезли в больницу с нервным срывом, – ответил Соколов. – После похорон жены он уехал к родителям в Ачинск и больше не появлялся. Лиров, по словам свидетелей, уходил с вещами. Вещи не обнаружены до сих пор. И его, и ранее убитую жену просто неудачно пытались…
– Перестань, – остановил его Борисов. – Неудачно пытались выдать за жертву вешателей? Возможно, были другие обстоятельства и другие исполнители. Не ясен мотив. Впрочем, так же, как и с убийством Таисии Сариной. Почему убили ее, а не мужа? Порой я перестаю себя уважать. Мы не знаем ничего, и нет ни единой более или менее существенной зацепки. Поражает еще вот что – вешают один в один с преступлениями, совершенными в девяносто первом в Лесосибирске.
– Не один в один, – неожиданно возразила Варвара. – Узлы на веревках другие. В Лесосибирске был так называемый скользящий узел, а здесь используют укрепленный, зафиксированный.
– Молодец, – улыбнулся Борисов. – А я этого не заметил. Молодец, – повторил он.
– Я нашла бывшего оперативника, капитана Соловьева, – сказала Варвара. – Он начинал то дело в Лесосибирске. В девяносто шестом был тяжело ранен при задержании убийцы и сейчас живет под Михайловкой один. Жена от него ушла сразу после ранения, детей нет, и Соловьев, говорят, стал пьяницей. Еще есть подполковник Завин. Он на пенсии уже четыре года, а в то время был начальником уголовного розыска в Лесосибирске. Я встречалась с ним и… – Она вздохнула. – Неприятный человек.