Удавшийся розыгрыш

— Об эмоциональной нагрузке, стрессах, крови и поте длительной баталии. Кто заплатит за это, Морея? — И сам тут же ответил: — За это придется расплачиваться Чарлзу и Мередит — вот кому.

— Но ведь иначе поступить нельзя! Выбора нет. Когда происходит подобная несправедливость, необходимо бороться!

— Ты действительно считаешь, что нет ничего важнее принципов? Это в “ТБК” тебя научили, что от битвы уклоняться нельзя, что не существует обстоятельств, при которых человек важнее принципов?

Она молчала.

— Я договорился в университете, Морея. Вместо того чтобы быть уволенным, твой отец уходит на пенсию со всеми причитающимися льготами и всего на два года раньше положенного срока. Никаких обвинений ему предъявлено не будет. Он сохранит не только репутацию, но и такие полезные вещи, как страховка...

— Но он потеряет самоуважение, — горько заметила Морея.

— Он так не считает. Чарлз — не борец, просто он не представлял, что, кроме борьбы или позорного увольнения, существует и третий путь. И я полагаю, такой путь оказался для него самым приемлемым.

— Но он же невиновен, Ридж!

— Это будет нелегко доказать. А до тех пор, пока нам не удастся установить его полную невиновность, на его репутации будет лежать тень.

— Вот об этом я и говорю. На нем лежит тень. И только если он будет бороться...

— Не будет, Морея. Университет не станет поднимать это дело. И та аспирантка тоже. С его уходом на пенсию все прекращается. Но если мы вступим в борьбу, его имя начнут склонять на первых полосах всех газет Колорадо. И именно это разрушит его репутацию. Даже если мы победим, пятно останется навсегда. Сомнения не исчезнут.

Морея покачала головой, но скорее печально, чем несогласно.

— А что мы выиграем в результате нашей борьбы? — продолжал Ридж. — Еще два года работы в университете, вот и все. И это будут трудные и неприятные годы.

— Но где гарантия, что аспирантка не станет поднимать шум? Ведь если она это сделает, уход отца на пенсию только подтвердит его виновность.

— По совету своего адвоката, с которым я разговаривал несколько часов, она подписала обязательство никогда этого не делать. Ей тоже невыгодно начинать карьеру в такой обстановке.

— Ее карьера меня беспокоит меньше всего.

— Разумеется, — сухо подтвердил Ридж. — Меня она тоже мало волнует, по крайней мере гораздо меньше, чем здоровье твоего отца. Он немолод, Морея, а судебное разбирательство может продолжаться несколько месяцев, если не лет. И совсем необязательно, что он его выиграет. А так его оставят в покое, он будет писать книги и возиться в саду.

— И играть в теннис, — горько добавила Морея, — со своим новоявленным приятелем.

Она думала, что Ридж обидится, возразит ей, но он только сказал:

— Между прочим, именно ты, Морея, окончательно убедила его в том, что бороться не стоит.

— Я? Я вообще с ним об этом не разговаривала!

— Ты раскопала безукоризненную характеристику аспирантки.

— Спасибо, Ридж. Но мне интересно, что подумает Джордж Брэдли о твоем уклонении от борьбы? Мне кажется, он о тебе как об адвокате совершенно иного мнения.

— Мне все равно, что он подумает. Я не собираюсь работать в “ТБК”.

— Нет? Но ты сказал...

— Это ты сказала.

— Но это же просто идиотизм — отказываться от такой работы!

— Значит, я идиот.

— Наконец-то мы пришли к общему мнению, — фыркнула Морея.

Отец позвонил Морее на следующее утро снизу от консьержки.

— Я хочу пригласить тебя позавтракать, если ты свободна, — сказал он.

— Ну конечно, папа. А может, лучше поднимешься ко мне?

— Нет. Ты не сможешь разговаривать, если займешься готовкой. Пойдем в тот маленький ресторанчик за углом.

Морея распустила волосы по плечам, надела красный хлопчатобумажный жакет, черную юбку и белую блузку.

Выйдя из лифта, она тут же увидела отца, расхаживавшего по просторному холлу. Он широко улыбнулся ей, но глаза его оставались печальными.

— Очень нарядный, — сказал он о ее костюме. Но Морее показалось, что отец даже не заметил, во что она одета.

Как только они уселись за столиком и официантка подала кофе, Чарлз сказал:

— Твоя мать призналась, что все рассказала тебе о моих неприятностях.

Вроде бы он не был слишком огорчен этим обстоятельством, но Морея все же решила проявить осторожность:

— Ей надо было кому-то довериться.

Он кивнул:

— Конечно. Я не сразу понял, как тяжело она все это переживает.

— Да, жаль, что ты скрыл это от меня, папа, — ответила Морея, помешивая кофе.

— Безусловно, я потом рассказал бы тебе. И дело вовсе не в том, что я тебе не доверяю. Просто мне не совет был нужен, а время, чтобы все обдумать.

— А ты полагал, будто я тут же начну навязывать тебе свое мнение. — Это был не вопрос, а утверждение, причем относилось оно к ней самой. Она действительно поступила бы именно так.

Чарлз снова кивнул:

— Думаешь, я недооценил тебя? Спасибо, что ты дала мне возможность поступить так, как я хочу, что не стала заставлять меня обратиться в суд. А также за то, что поняла, почему я не мог говорить с тобой об этом до сегодняшнего дня.

— Со мной ты не мог говорить, а с Риджем мог, — ей не удалось скрыть горечь в голосе.

Чарлз пожал плечами.