Никогда еще Морея не была в таком смущении. Она покраснела, все тело ее горело от прилива крови.
— Черт возьми, Ридж, ты же знаешь, что я не нарочно.
— Может быть, и нет, — задумчиво произнес он. — Но так или иначе, такое поведение ведет ко всякого рода осложнениям. Хочешь, продемонстрирую?
— О нет. — Морея отпрянула, но Ридж, обняв за плечи, легко притянул ее к себе. Его губы были твердыми, но нежными, скорее просящими, чем требующими. Морея не могла не ответить и почувствовала, как желание горячими волнами разливается по телу.
Ей казалось, что поцелуй длится бесконечно, и в то же время он закончился необыкновенно быстро. Когда Ридж оторвался от нее, она ощутила безмерное разочарование. У нее так закружилась голова, что казалось, она вот-вот упадет.
Морея отступила от него на шаг, боясь, что в следующий момент не сдержится, снова прильнет к нему и будет умолять о новом поцелуе.
В свете желтых фар загар полностью исчез с его лица, оно казалось даже нездоровым. Было ли это следствием освещения или поцелуя?
Наверное, он и сам не ожидал такого, подумала Морея. Только непонятно, пробудились ли в нем какие-то чувства, или он удивлен ее реакцией? Если все дело в нем самом, то, без сомнения, в будущем он будет более осторожен, и ей не о чем беспокоиться. Но если он озадачен тем, что получил в ответ…
Морея даже думать не хотела о том, куда это может привести.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она хотела ответить, но голосовые связки отказали ей.
— Может быть, действительно стоит заглянуть по дороге в больницу, — сказал Ридж. — Они наверняка вернут тебе голос. Не мог же я одним-единственным поцелуем лишить тебя дара речи.
В конце концов Морея так и не поехала в больницу этим вечером. Во-первых, она только сказала Синнамон, что приедет, а та в ответ попросила подождать до завтра. Ей и вправду сегодня ни до чего. Первые роды иногда длятся очень долго. Но даже если она уже родила, то наверняка так измучена, что вряд ли обрадуется посетителям.
Да, решила Морея, лучше подождать до завтра.
В комнате было прохладно, но вместе с тем душно. Морея сбросила туфли и открыла настежь балконные двери.
Целуется он здорово, ничего не скажешь. Но в остальном — ничего не ясно. Почему, черт возьми, он решил бросить дело Мэдисонов? Ведь развод уже практически завершен. И они с Риджем вовсе не в таких отношениях, которые помешали бы им давать квалифицированные советы своим клиентам.
И все же…
Если ты не позволяешь Алану даже ухаживать за тобой, потому что он — твой коллега, то как можешь простить себе этот поцелуй?
Но я же не провоцировала его. Не ждала. И мне даже не особенно и понравилось…
Ты к тому же и лгунья. Не понравилось? Тебя в жизни так не целовали, ты же чуть голову не потеряла.
Может быть, Ридж таким образом просто пытался оправдать свое решение бросить дело Мэдисонов? Ну, уж это совсем ни в какие ворота не лезет.
В таком случае остается предположить, что он действительно хотел поцеловать меня. Но я же не дура, чтобы поверить в такую чушь.
Муж Синнамон стоял возле большой стеклянной двери, ведущей в детское отделение, и, казалось, не замечал ничего, кроме детских кроваток.
— Привет, Коннер, — окликнула его Морея. — Почему сюда так трудно проникнуть? Можно подумать, что попадаешь в монетный двор, а не в больницу, чтобы навестить роженицу.
— Безопасность, — ответил он с бессмысленным от счастья лицом. — Ведь наш ребенок — самый чудесный в мире, поэтому здесь круглосуточная охрана и разные проверки и…
— Понятно, — пробормотала Морея. — Ну и который тут ваш?
— Разве не видно сразу? Вон там. — Он указал на угол, но склонившаяся над кроваткой медсестра полностью загораживала ее. — Как раз собирается на свидание с мамочкой.
Морея только успела дружески обнять Синнамон, как принесли ребенка, завернутого в розовое одеяльце.
— Почему розовое? — спросила Морея. — Ты же говорила, что будет мальчик.
Синнамон вспыхнула.
— Сама понимаешь, мы иногда ошибаемся. Я-то думала, что Коннер будет счастлив, только если появится сын, поэтому…
— Но на самом деле мне до смерти хотелось девочку, — вмешался Коннер. — Чтобы у нее были мамины глаза и такая же кожа…
Он погладил пальцем щеку Синнамон, и на минуту Морее показалось, что они забыли не только о посетительнице, но и о младенце, приникшем к груди Синнамон. То, как они смотрели друг на друга, вызвало в груди Мореи щемящее чувство.
— Знаешь, Синнамон, — сказала она, — надо еще привыкнуть, что ты теперь мать. Это почти так же невероятно, как если бы это произошло со мной.
А такого вообще не может быть, подумала Морея. Морея Лэндон, адвокат, — с ребенком на руках? Невозможно.
Но почему эта мысль вообще пришла ей в голову?
Синнамон посмотрела на нее со странной улыбкой.
— Ну, не знаю. Некоторые факты, которые я недавно узнала о тебе, Морея…
— Между мною и Риджем Колтрейном ничего нет! — ощетинилась Морея.
— Замечательно, — ответила Синнамон, — я ни слова не сказала о Ридже. Почему, интересно, ты вспомнила о нем?
Морея чуть не прикусила язык. Что с ней происходит? Она никогда не болтала лишнего даже с самыми близкими подругами.