Удерживающий Апокалипсис

– Суень, – ответил китаец. – Суень Мин.

– Ты слышал, что я из России?

– Слышал, господин. Россия и Англия – вечные враги. Меня это устраивает.

– Тогда поспешим, Суень. Сопливые наглецы скоро будут здесь с подмогой, и мой кинжал нас уже не спасёт.

– Я соберусь быстро, – сказал китаец, уходя в соседнее помещение.

Поджидая нового слугу, Дерюгин развернул подаренный свиток. Изящная цапля стояла на одной ноге. Бамбуковые ветки с вытянутыми листьями клонились к каменистому берегу озера. На заднем плане чёрными горбами возвышались горы.

В замершей над водой птице ощущалась внутренняя энергия. Казалось, слабый шорох, и цапля расправит крылья. Англичанин наверняка повесил бы шедевр в столовой и на протяжении десятков лет не сдвинул бы его ни на дюйм.

Насколько Дерюгин знал европейцев, они стремились к стабильности во всём, в идеале надеясь не менять ничего. Такая философия вызывала улыбку каждого китайца: невозможно жить, не меняясь, в вечно изменяющемся мире.

Малейшая остановка – и ты отстал от времени и от событий. Об этом говорит древняя китайская «Книга перемен».

Глава 5

У Славы Брыкова была странная особенность: как бы ни было светло в кабинете, он всё равно включал настольную лампу.

– Круг света очерчивает границу между моей работой и остальным миром, – объяснял он знакомым. – С лампой легче сосредоточиться.

В новостном отделе работала молодёжь. Главный редактор решил не нарушать сложившийся микроклимат, и во главе отдела поставил тридцатилетнего Славу – рыжеволосого парня с белоснежной кожей, усыпанной веснушками.

Слава работал редактором отдела новостей меньше года. До него хороводил молчаливый Грибков, к счастью ставший депутатом Московской городской думы. В руководстве города он стал заниматься информационной политикой и, как сейчас модно выражаться, имиджем столицы.

Вячеслав Андреевич, в силу возраста, ещё не набегался с диктофоном и блокнотом по Москве. Канцелярская работа его тяготила. Но, рассудил он, место редактора отдела предлагают не каждый день, а карьеру делать надо.

Брыков набрал номер местного телефона.

– Марина, выясни, Егорова на месте? – спросил он, с тоской глядя в окно на летнюю Москву. – Если да, то пусть зайдёт. Статью, статью чтоб захватила.

На паркете перед кабинетом редактора зацокали каблучки. На мгновение цокание прекратилось – Егорова прихорашивалась.

– Можно, Вячеслав Андреевич? – спросила журналистка, заглядывая в кабинет.

Брыков кивнул и отложил ручку.

– Принесла статью о работе дворников? – строго спросил он. – Уже неделю тянешь.

– Завтра, Вячеслав Андреевич, – сложила ладошки Надя. – У меня компьютер завис, чуть весь файл не потеряла. Два дня восстанавливала.

– Часто он у тебя зависает, – буркнул редактор.

– Последний раз, честное слово.

Слава откашлялся.

– Слушай, Егорова, – произнёс он, – сейчас поедешь в гостиницу «Москва». По нашим сведениям там остановился любопытный тип. Тут, понимаешь, читательница позвонила. Сказала, что видела на Тверской карету, запряжённую шестёркой лошадей. Гаишники отдавали честь. Карета подъехала к гостинице.

– Кто это мог быть? – заинтересовалась журналистка.

– Вот и выяснишь. А дворников своих чтоб завтра принесла, все сроки вышли.

Журналистка выпорхнула из кабинета.

Надя Егорова была склонна к полноте. Раз в месяц она сидела на диете. Борьба шла за каждый грамм. Стоило сходить в гости или выпить бутылку пива, как весы показывали прибавку от двухсот до пятисот граммов.

Секретарша Брыкова Мариночка в редакционной столовой на обед набирала целый поднос: суп, второе, салат, два компота, булочку с пончиком и была худа как палка. На Надины охи она посмеивалась и уминала обед, занимавший полстола. Как несправедливо устроена жизнь, вздыхала Надя и водила ложкой в пшённой каше.

Зыбкое постоянство веса Надя поддерживала, плавая два раза в неделю в бассейне «Олимпийский» и занимаясь шейпингом. Джинсы плотно обтягивали её фигуру. Просторная блузка с подплечиками отвлекала взгляд от округлой средней части тела. Обесцвеченные волосы, искусственный загар, тёмные очки привлекали к девушке молодых людей. Ей это нравилось.

С детства кредом Нади был принцип Шерлока Холмса: «Я очень люблю совать нос в чужие дела». Для полноты жизненных ощущений каждому человеку нужны события, перемены. При отсутствии своих их заменяют чужие.

О чём говорят старушки у подъезда? О чём шепчутся девчонки в школе? О своих делах? О чужих! Из девчонок вырастают старушки. Круговорот природы, возобновление популяции. Всё по науке.

Все шансы стать такой пенсионеркой имела и Надя Егорова. Чтение книжек было для неё скучным занятием. Политические события по телевизору навевали ещё б"oльшую тоску.

Надя подглядывала, подслушивала, сопоставляла и делала выводы. Благодаря постоянной практике научилась разбираться в людях. Не в том смысле, что у человека на душе, а в том, можно ли вытащить из него интересующие её сведения.

При неувлечённости литературой Надя была неглупа, общительна, писала грамотно, за что получала от учителей заслуженные «четвёрки».