Удивительная жизнь Эрнесто Че

Йозеф спросил мадам Мораз, как им побыстрее попасть в Цюрих. Нужна была машина с водителем, готовым стартовать немедленно. Один из кузенов хозяйки водил такси, но везти пассажиров отказался – прифронтовая зона кишела немецкими дезертирами, никто другой тоже не согласился. В конце концов мадам Мораз решила сделать это сама, она надеялась разжиться в Швейцарии бензином на обратную дорогу.

Они поднялись наверх, чтобы собрать вещи. Кристина смотрела, как Йозеф пытается распихать все по чемоданам и сумкам, но помощь не предлагала. Она выглядела такой напряженной и растерянной, что у Йозефа упало сердце. «Передумала… Она передумала и не поедет со мной!» – решил он.

– Вот что, Йозеф… Нам нужно поговорить. Я давно должна была признаться, теперь отступать некуда. Ты имеешь право передумать… насчет нас, и я не обижусь.

Йозеф с тревогой смотрел на Кристину, а она молчала, подбирая слова.

– Не хочу ничего от тебя скрывать. Если мы собираемся жить вместе, должны быть честны друг с другом… я не смогу иметь детей. Доктор Розье предупредил меня, когда выписывал из больницы.

– Не переживай, я все знаю. Мы сможем усыновить ребенка, война стольких детей оставила сиротами…

– Ты уверен?

– На все сто! Мы поженимся, и у нас будет счастливая семья, я тебе обещаю.

– Может, с женитьбой стоит подождать, пока не убедимся, что не совершаем ошибки?

– Все будет так, как ты захочешь, но железо нужно ковать, пока горячо, так что думай скорее – вдруг я потом передумаю?

– Не смейся надо мной, Йозеф, и никогда не шути на эту тему, договорились? Как мы будем добираться до Праги?

– Пока не знаю, но быстро точно не получится.

Машина у мадам Мораз была маленькая, купе «Симка-8», в багажник влезли два чемодана, а все остальные вещи Йозефу и Кристине пришлось оставить на хранение в отеле.

– Не огорчайся, дорогая, будет лишний повод вернуться, – утешил девушку Йозеф.

Он взял с собой две пары меховых сапог, все дипломы, работы и характеристики из Института Пастера, чтобы показать их отцу, и пластинки Гарделя – единственную вещь на свете, без которой не мог обойтись. Кристина заставила его положить в чемодан две рубашки и свитер.

Опасения путешественников не подтвердились – по дороге они не встретили ни одного дезертира, зато видели толпы ликующих людей, празднующих долгожданное окончание войны.

Мадам Мораз оказала своим постояльцам еще одну услугу: ее кузен, таможенник на контрольно-пропускном пункте в Валлорсине, помог им без труда пересечь границу, и 8 мая 1945 года, в 16.16, они подъехали к зданию чехословацкого консульства в Цюрихе.

Йозеф и Кристина поднялись на третий этаж. Какой-то сотрудник прикреплял к двери написанное от руки объявление. Он объяснил им на немецком, что консульство закрыто на неопределенный срок. Йозеф, лет десять не говоривший на «языке врага», попытался сформулировать следующий вопрос, и тогда чиновник перешел на чешский, стал заметно любезней, и пару минут они что-то обсуждали. Потом расстроенный Йозеф объяснил Кристине суть дела:

– Этот мсье – консул, а нам следует обратиться в посольство в Берне.

– Сожалею, что ничем не могу вам помочь.

– Вы подскажете, как нам добраться до Праги?

– Сейчас это невозможно. Поезда через Германию не ходят, все железнодорожные пути перекрыты, Красная армия заняла северные области страны. Даже если найдете машину, пропуска получить не удастся. Дождитесь, когда откроют движение, – понадобится две-три недели, не больше.

– Мы не можем торчать здесь! – воскликнула Кристина. – Лучше уж вернуться в Шамони.

– Пойдем на вокзал, попробуем что-нибудь узнать, – решил Йозеф, и они повернулись, чтобы уйти, но тут консул спросил:

– Простите, вы, случайно, не Йозеф Каплан?

– Собственной персоной.

– А я Павел… Павел Цибулька.

– Павел?

– Ты меня не узнаешь? В тысяча девятьсот двадцать третьем мы вместе проходили обряд бар-мицвы, неужели не помнишь? А потом, если память мне не изменяет, встречались в тысяча девятьсот тридцать четвертом в «Люцерне» – ты тогда учился на медицинском факультете и у тебя были неприятности с деканом из-за участия в социалистических митингах.

– Прости, Павел, у меня ужасная память на лица. Кажется, ты тогда свободно читал на иврите?

– Способности к языкам у меня с детства.

– А у меня проблема с распознаванием лиц, физиономист я никакой.

– Так ты теперь доктор?

– Да, и очень хочу вернуться на родину.