Удивительная жизнь Эрнесто Че

– Вы… вы Йозеф Каплан? – спросила она.

Йозеф кивнул.

– Вы… ты меня не узнаешь?

Он смотрел на красавицу, пытался вспомнить ее лицо – и не мог.

– Тереза… Я Тереза Кимлова, мы познакомились до войны, когда ты учился на медицинском.

– Учился, – подтвердил смущенный Йозеф. – Мы сокурсники?

– Нет, я была на филфаке и теперь преподаю литературу. Неужели я так сильно изменилась?

– Я плохо запоминаю лица.

– Мы часто танцевали здесь, в «Люцерне», а потом ты неожиданно исчез.

– Мне очень жаль, но я правда ничего не помню.

– Представь нас, Йозеф, – попросил Павел, поправляя бабочку.

– Тереза, этой мой друг Павел.

– Счастлив познакомиться, мадемуазель, я Павел Цибулька из Брно. – Он широко улыбнулся и пожал ей руку. – Дипломат.

– А это Кристина, моя подруга.

– Понимаю, – ответила Тереза. – Добрый вечер.

– Кристина, это Тереза, моя старая знакомая, – сказал по-французски Йозеф.

– Вы француженка? – спросила Тереза, переходя на язык Арагона и Сартра.

Кристина кивнула и подвинулась, давая Терезе место на банкетке. Павел предложил ей сигарету, спросил, что она будет пить.

– Может, хотите пива?

– Пожалуй…

Павел отправился к бару. Тереза взглянула на Кристину:

– Я должна была догадаться, что вы француженка. По одежде…

– Ужасно глупо, что я совсем не говорю по-чешски! Придется учить язык – теперь это и моя страна.

– Я с удовольствием помогу вам.

– Будет просто замечательно.

Вряд ли кто-нибудь задавался вопросом, как могут подружиться две женщины, влюбленные в одного и того же мужчину. Что их сводит – этот самый объект страсти или он здесь ни при чем? Между Кристиной и Терезой все стало просто и ясно с самого начала, их отношений не коснулись ни соперничество, ни зависть, ни ревность. Тереза была не из тех, кто живет прошлым, она радовалась за Йозефа, Павел (свободный мужчина!) делал ей «авансы», друзья практически никогда не расставались, так что все складывалось как нельзя удачно.

Хозяин заведения, владевший самой большой фонотекой южноамериканской музыки, поставил томно-жестокое аргентинское танго «Ностальгия» – что может быть прекрасней, когда слишком много выпил и расчувствовался?

– Потанцуем? – спросила Кристина.

– Дождемся, когда кто-нибудь выйдет на дорожку, а то как-то неловко.

– Плевать! Пойдем, прошу тебя!

Она встала, Йозеф подчинился, взял ее за руку, и они вышли на середину, провожаемые взглядами окружающих. Кристина и Йозеф танцевали вместе всего один раз – давно, в другой жизни, но всем казалось, что на дорожке пара профессиональных «тангейрос». Кристина позволяла Йозефу вести, замирала в нужный момент, угадывала каждое его движение.

Несколько пар присоединились к Йозефу и Кристине, Павел пригласил Терезу.

– Я не очень хорошо танцую, – сказала она.

– А я и вовсе не умею.

* * *

– Знаешь, я совсем ее не помню, – сокрушенно признался Йозеф Кристине. – Как такое возможно? Она ведь тезка моей матери.

– Ты никогда ничего мне о ней не рассказывал.

– Мне было десять, когда она умерла, я ее забыл и никогда не вспоминаю.

* * *

Кристина обо всем поразмыслила и приняла решение начать немедленно учить чешский, сухой язык, состоящий из сплошных «щелкающих» согласных. Задача оказалась не из легких: все, с кем она общалась (в основном это были друзья Павла и редкие знакомые Йозефа), хотели говорить с ней только по-французски. Из всех иностранных языков французский чехи любили больше всего, а те, кто знал только немецкий, чувствовали себя почти неловко. Кристина объясняла, что ей нужна практика, она просила, чтобы ее поправляли, собеседники соглашались, указывали на ошибки в произношении (ее акцент их ужасно забавлял), но потом снова переходили на французский. Пять раз в неделю Тереза давала Кристине частные уроки, и через три месяца она уже хорошо понимала устную речь, а через полгода бегло говорила.

Они поселились все вместе, в большой квартире отца Павла окнами на грязно-серую Влтаву, неподалеку от Академии музыки. Йозеф сказал: «Платить за жилье будем пополам!» – и Павел с радостью согласился, поскольку сидел без денег. Он взял отпуск за свой счет, чтобы доработать книгу, начатую в швейцарском изгнании, а жалкий задаток, выплаченный чешским издателем, растаял как прошлогодний снег.

Эпохальный – тысячестраничный! – труд Павла «Брестский мир: дипломатия и революция» являл собой детальный разбор судьбоносного договора, едва не поколебавшего основания мира. В бытность свою первым секретарем чехословацкого посольства в Москве Павел получил доступ к архивным материалам, никогда ранее не публиковавшимся, и напал на золотую жилу. Павел не сомневался, что его книга станет великим откровением, будет переведена на множество языков и обеспечит ему репутацию выдающегося историка.

Сначала Кристина не имела ничего против того, чтобы Павел во всех деталях объяснял ей византийские тонкости этой «игры простофиль» и закулисные интриги сложнейшего торга, который большевики вели с немцами[106]. Слушая Павла, она пополняла свой словарный запас и все время требовала:

– Говори по-чешски, только по-чешски!