В польском языке, как и в русском, работает закон ассимиляции согласных по глухости-звонкости, причем даже в большей степени. Оглушение распространяется не только на предыдущую, но и последующую согласную: Moskwa
[москфа] — Москва; kwiat [кфят] — «цветок». Приставки, соответствующие русским при-, пре-, пере-, пред-, произносятся przy- [пши], prze- [пшэ], przed [пшэт], так как звук [ж] оглушается после глухого звука [п]. Слов с такими приставками в польском языке огромное количество, так же как и в русском. Добавьте к этому и соответствующие этим приставкам предлоги. Отсюда и ходячее представление о «пшикающей» польской речи.По какому-то историческому недоразумению в русской практической транскрипции польских слов rz
передается независимо от его положения в слове как рж (есть, кстати, такой звук и соответствующая ему буква в чешском языке). Так, в русской транскрипции появляются труднопроизносимые фамилии вроде Пржевальский. По-польски фамилия знаменитого исследователя Центральной Азии произносится легко: Przewalski [пшевальски].Буквосочетание cz
— очень твердое [ч]: czapka [чапка] — «шапка».Буквосочетание sz
— как русское [ш]: czaszka [чашка] — не «чашка», которая по-польски filizanka [филижанка], а «череп». Это чтобы вы не думали, что понимаете все польские слова.Согласные в польском могут быть мягкими и твердыми. Мягкость обозначается двумя способами: либо буквой i
, следующей за согласным, либо акутом над ним. Исключение касается звуков, обозначаемых буквой l. Без диакритического знака — это обычное европейское l, то есть средний между русскими звуками [л] и [ль], даже если после него идет i. А вот с диакритическим знаком Ll — это очень твердое [л], которое в современном польском языке имеет тенденцию к превращению в гласный звук, подобный английскому [w] или белорусскому [ў]. Так произносят твердое [л] люди, имеющие соответствующий дефект речи: уошадь вместо лошадь. Кстати Ll — редкий в графике случай, когда диакритический знак расположен не под и не над основной буквой, а внедряется в ее середину.Надо сказать, что из четырех согласных, которые могут быть по-настоящему мягкими, 'z
или zi, 's или si, 'c или ci и 'n или ni, только 'n соответствует русскому [нь], остальные же при смягчении меняют свое произношение: 'z — очень мягкое [ж], в русских словах ему соответствует буква з; 's — очень мягкое [ш], в русских словах ему соответствует буква с; 'c — очень мягкое [ч], в русских словах ему соответствует буква т. Примеры: wo'n [вонь] — «запах» (вспомните русское благовоние); przyja'z'n [пшыяжьнь] — «дружба» (ср. с русским приязнь); 'zr^odlo [жьрудло] — «источник»; ziemia [жемя] — «земля», ziemniak [жемняк] — «картофелина»; ko's'c [кошьчь] — «кость»; siano [шяно] — «сено»; ciastko [чястко] — «пирожное», уменьшительное от ciasto [чясто] — «тесто».Чешский язык
Cestina
Чехи — народ, совершивший тихий культурный подвиг. Они восстановили свой литературный язык, после того как он более чем на 200 лет практически вышел из употребления. С 1612 года, со знаменитой битвы при Белой Горе, Чехия попала под полное, то есть не только политическое, но и культурное господство немецкоязычных государств. Почти 200 лет по-чешски практически никто не писал, а говорили только простолюдины. Всякий, кто хотел сделать карьеру, все равно в какой области, вынужденно пользовался немецким, сначала потому, что это государственный язык, а потом и по той простой причине, что чешский безнадежно отстал и говорить, и тем более писать на нем о вещах новых или выходящих за пределы примитивного быта было уже невозможно. Это обычная судьба языков угнетенных народов в случае, если угнетатели превосходят или, по крайней мере, равны им в культурном развитии.
Чешского языка, на котором говорили и писали когда-то подданные одного из старейших государств Европы (а у чехов была великая эпоха — в XIV веке Прага превосходила размерами такие города, как Париж или Лондон), казалось, более не существовало. То, что произошло в середине XIX века с чешским языком, можно сравнить только с возрождением иврита (языка религиозного обеспечения евреев наподобие церковнославянского у православных славян) в Израиле, на котором практически никто не говорил в течение более 2000 лет, и кроме того в нем отсутствовали слова, обеспечивающие обыденную жизнь, науку, технические знания. Подобная ситуация была и с чешским языком к началу XIX века, когда за дело культурного и языкового возрождения взялась националистически, или, если угодно, патриотически настроенная чешская интеллигенция.