Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

В пути у них была всего лишь одна остановка, когда на озере Вомбшён Акка присоединилась к своей стае, крикнув на лету диким гусям, что серые крысы побеждены. Отсюда путешественники прямиком полетели на гору Куллаберг и опустились на скалистый пригорок, предназначенный для диких гусей. Нильс с любопытством осматривал соседние скалы. Над одной из них поднимались развесистые рога оленей, над другой — хохолки серых цапель. Одна скала была сплошь рыжей от шубок лисов и лисиц, другая — черно-белой от перьев морских птиц, третья — серой от шкурок мышей. Дальний пригорок усеяли непрерывно каркавшие черные вороны, ближний — жаворонки, то и дело взлетавшие в воздух с радостной песней.

Как исстари ведется на горе Куллаберг, торжественное шествие на игрищах открыли вороны. Разделившись на две стаи, они летели навстречу друг другу, слетевшись — тут же разлетались и начинали все сначала. Танец их состоял из множества кругов, казавшихся непосвященным несколько однообразными. Вороны очень гордились своей пляской, не замечая, что все остальные с нетерпением ждут, когда она подойдет к концу. Пляска ворон показалась зрителям столь же мрачной и бессмысленной, как круговерть снежинок во время зимней бури. Все заметно приуныли и хотели скорее увидеть что-нибудь повеселее.

Ожидания их были не напрасны: не успели улететь вороны, как на пустошь хлынула лавина зайцев. Не заботясь о порядке, они мчались и поодиночке, и по трое-четверо в ряд. Затем, встав на задние лапки, зайцы с такой неудержимой быстротой ринулись вперед, что только их длинные уши замотались по сторонам. Они крутились на бегу, высоко подпрыгивая и барабаня себя передними лапками по бокам. Одни кувыркались, другие катились колесом, третьи вертелись волчком, четвертые скакали на передних лапках. Плясали они не в лад, зато своей живостью и весельем приободрили всех зверей, напомнили им, что зима позади, что вслед за весной, приносящей радость и веселье, шествует лето и скоро-скоро жизнь превратится в сплошной праздник.

После зайцев выступили большие лесные птицы. Сотни краснобровых глухарей в блестящем черно-буром оперении расположились на большом «певчем» дубе посреди площадки для игрищ. Сидевший на самой верхней ветке глухарь распушил перья, свесил крылья и красивым веером распустил хвост, так что стали видны белые перья подхвостья.

— Тэек, тэек, тэек! — защелкал-затоковал он, вытянув шею. Затем, закрыв глаза, прошептал: — Сис, сис, сис! Послушайте, как прекрасно! Сис, сис, сис! — И сам в восторге забыл обо всем на свете.

Пока первый глухарь еще тянул свое «сис, сис, сис», трое других, сидевших веткой ниже, подали свои голоса. Не успели они довести песню до конца, как в хор вступили десять птиц, сидевших еще ниже. Так и пошло: песня переходила с ветки на ветку, пока наконец вся стая глухарей не принялась щелкать и токовать на все лады. Их восторг и ликование передались всем другим птицам и зверям. Еще недавно спокойная кровь жарко закипела. «Да, весна пришла, — думали многие из них. — Ее живительный огонь зажегся над землей. Конец зимним холодам!»

Успех, выпавший на долю глухарей, лишил покоя тетеревов. Но свободного «певчего» дерева, где бы они могли рассесться, не было, и тетерева ринулись на поросшую вереском площадку для игрищ. Из высокого вереска выглядывали лишь их красиво колыхавшиеся хвосты в виде лиры и тонкие клювы. Эти лесные петухи тут же забормотали, забулькали свое.

— Орр-орр-орр! Чуф-ши-ши-ши! Чуф-ши-ши-ши!

Только тетерева начали состязание с глухарями, как случилось нечто неслыханное. Воспользовавшись тем, что все звери и птицы были поглощены тетеревиными играми, один из лисов тихонько прокрался к скалистому пригорку, где расположились дикие гуси. Ступал он крайне осторожно и незаметно для других взобрался почти на самую скалу. Но тут вдруг какая-то гусыня все-таки увидела его и, не веря, что лис может тайком забраться к гусям с добрыми намерениями, подняла крик:

— Берегитесь, дикие гуси, берегитесь!

Лис схватил гусыню за горло, скорее всего чтобы заставить ее замолчать. Но дикие гуси уже услыхали крик и все до единого поднялись в воздух. На опустевшей скале животные увидели Смирре-лиса с мертвой гусыней в зубах.

За столь бесчестное нарушение мира в день игрищ Смирре-лиса постигла такая суровая кара, что до конца дней своих пришлось ему сожалеть о том, что, не сумев пересилить жажду мести, он пытался вот так вероломно добраться до Акки и ее стаи.