Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

По двору усадьбы расхаживал баран. Его только-только остригли, и он то легко носился по двору — бодался, ронял на землю малышей, загонял цепного пса в конуру, то расхаживал с важным видом, будто он всей усадьбе — хозяин.

— Баран, а баран, куда шерсть девал? — допытывались гуси из поднебесья.

— Отослал на камвольную фабрику Драгс в Норчёпинге, — протяжно блея, ответил баран.

— Баран, а баран, куда рога девал? — допытывались гуси.

Но рогов у барана, к его величайшему горю, никогда не бывало. И спросить барана о рогах — значило нанести ему кровную обиду. Баран так разгневался, что долгое время бегал по двору, бодая лбом воздух…

По проселочной дороге шел какой-то человек, гоня перед собой стадо поросят из Сконе. Им было всего несколько недель от роду, и хозяин собирался продать их на севере. Малютки бодро семенили ножками и, тесно сгрудившись, держались рядышком.

— Хрю-хрю-хрю! Зачем так рано отобрали нас у батюшки с матушкой! Хрю-хрю-хрю! Что будет с нами, бедными детками? — хрюкали поросята.

Тут даже дикие гуси пожалели и не стали задирать несчастных малюток.

— Вам будет лучше, чем вы думаете! — загоготали они, пролетая мимо.

Проносясь над равниной, мальчик глянул вниз на провинцию Эстеръётланд, и ему вдруг вспомнилась сказка о сермяжном лоскуте, которую он слышал уже давным-давно. Он плохо помнил ее, но в сказке говорилось что-то о кафтане, сшитом наполовину из златотканого бархата, а наполовину из сермяжины. Но хозяин кафтана так богато изукрасил сермяжный лоскут жемчужинами и драгоценными каменьями, что он ярко сверкал и казался гораздо красивее и намного дороже, нежели золотое тканье.

Вот и провинция Эстеръётланд состояла из одной большой равнины, зажатой между двумя поросшими лесом нагорьями — одним на севере, другим на юге. Оба они, окутанные золотистой дымкой, казались голубыми и чудесно светились, озаренные утренним солнцем. Равнина же, раскинувшая бесконечные, по-зимнему оголенные поля, была ничуть не лучше обыкновенного серого сермяжного лоскута.

Но люди, видно, благоденствовали на этой равнине, щедрой и доброй. Вот они и попытались украсить ее как можно богаче! Мальчик, летя высоко-высоко в поднебесье, думал, что города и усадьбы, церкви и фабрики, замки и железнодорожные станции усеяли серую равнину, словно мелкие и крупные драгоценные камни. Черепичные крыши блестели, а оконные стекла сверкали, словно дорогие украшения. Желтые проселочные дороги, блестящие железнодорожные рельсы и голубые воды каналов протянулись между отдельными городками и селениями, как стежки шелкового узора. Город Линчёпинг раскинулся вокруг своего собора точно жемчужная оправа драгоценного камня, а усадьбы походили на маленькие брошки и пуговицы. В узоре не было большого порядка, но было великолепие, которым никогда не устанешь любоваться.

Гуси, покинув окрестности Омберга, летели на восток вдоль Йёта — канала, уже начавшего прихорашиваться к лету. Всюду расхаживали рабочие, приводившие в порядок берега канала и смолившие большие ворота шлюзов.

Да, повсюду кипела работа, все готовились встретить весну, даже в городах. На лесах перед домами, преображая их, трудились маляры и каменщики, служанки мыли оконные стекла. Внизу, в гавани, люди чистили-красили парусники и пароходы.

У Норчёпинга дикие гуси покинули равнину и полетели в Кольморденский лес. Некоторое время они мчались над старой проселочной дорогой, извивающейся вдоль ущелий и тянувшейся под дикими горными уступами, как вдруг мальчик закричал:

— Мортен-гусак, Мортен-гусак, я уронил башмачок!

Нильс сидел верхом на гусаке, болтая ногами, и один башмак, неожиданно соскользнув с его ноги, упал на землю.

Гусак повернул назад и стал снижаться, но тут мальчик увидел, что двое детей, которые шли по дороге, подобрали его башмачок.

— Мортен-гусак, Мортен-гусак, — поспешно закричал мальчик, — поднимайся скорее ввысь! Мы опоздали! Не видать мне больше моего башмака!

А внизу на дороге стояли Оса-пастушка и ее брат, маленький Матс, и рассматривали крохотный деревянный башмачок, свалившийся к ним прямо с неба.

— Его потеряли дикие гуси! — сказал маленький Матс.

Но Оса-пастушка стояла в молчаливом раздумье, глядя на башмачок. А потом медленно, с расстановкой сказала:

— Помнишь, малыш Матс? Когда мы проходили мимо замка Эведсклостер, мы слышали толки о том, что крестьяне в одной усадьбе видели домового, одетого в кожаные штанишки и в деревянные башмачки. Ну прямо работник из усадьбы, да и только! А помнишь, в замке Витшёвле одна девочка рассказывала, будто Гуа-Ниссе — домовой в деревянных башмачках улетел на спине гусака? Когда же мы вернулись в нашу лачугу, малыш Матс, разве нам не встретился там какой-то кроха, одетый точь-в-точь как говорят! И он тоже умчался на спине гусака. Может, это он самый и ехал верхом на своем гусаке и потерял деревянный башмачок?! Ну тот, о ком мы не раз слышали.

— Да, видно, ты права, — подтвердил маленький Матс.

Они стали вертеть башмачок то так, то этак и разглядывать его. Ведь не каждый день находишь на проселочной дороге деревянный башмачок домового Гуа-Ниссе!