Удивительное путешествие Помпония Флата

– Признаюсь честно, Помпоний, не все получилось так, как я того желал. В Греции дело повернулось бы иначе, а вот Иудея не моя земля. Хотел бы я взглянуть на то, как Мессия станет совершать чудеса на Пелопоннесе. Что касается женщины, по которой ты сейчас льешь горькие слезы, тут я ничего не мог поделать, потому как даже мне не дано изменять судьбы смертных. Но, воздавая ей должное, я превратил ее в этот лавр, который теперь шелестит своей нежной листвой у самой двери. Не горюй. Всем вам суждено умереть, а для женщины подобного рода, если ей выпадает умереть молодой, это можно считать милосердием. Зато в твоей памяти, Помпоний, она такой и останется: вечно молодой, совсем как я. А теперь я отправлюсь туда, где обитают гипербореи, – это место расположено равно далеко от людей и богов, – поскольку даже нам, бессмертным, не позволяется тратить время попусту.

Так он сказал, и воздух тотчас наполнился столь ярким светом, что я ослеп. Когда зрение вернулось ко мне, в доме уже никого не было. Я ощущал в душе своей великое смятение, но одновременно купался в блаженстве, поэтому не могу сказать твердо, случился ли мой разговор с Аполлоном на самом деле или только в моем удрученном воображении. Я вскочил на ноги и поспешно выбежал из дома, чтобы проверить, а вдруг остался какой-нибудь след, который подтвердил бы существование Феба Аполлона, далекоразящего лучника. А поскольку, едва я переступил порог, меня снова ослепил нестерпимый свет, то я решил, что все еще нахожусь пред ликом божества, однако то были всего лишь лучи солнца, которое поднимало над горизонтом свою золотистую голову. Но стоило пройти ослеплению, как меня посетило еще большее изумление – я увидел перед собой маленького Иисуса.

– Я пришел проститься с тобой, раббони, – сказал он, отвечая на мой вопрос, – и поблагодарить за то, что ты не взял вознаграждения. Я слишком юн и потому мало знаю о жизни, но от меня не укрылось, что здоровье, деньги и любовь – самое главное для взрослых людей. А коль скоро ты отказался от денег и потерял любовь, когда тебе поверилось, будто обрел ее, было бы только справедливо, если бы к тебе по крайней мере вернулось погубленное здоровье.

– Благие намерения не имеют лечебных свойств, – отмахнулся я. – Что касается остального, то я давно привык и к нужде и к одиночеству. Плотская любовь стала бы лишь препятствием на пути моих исканий. Я буду утешаться воспоминанием о мимолетном мгновении счастья. И нежный аромат лавра, как только долетит да меня, всякий раз станет оживлять мою память. А теперь пора возвращаться, поскольку Апий Пульхр должен вот-вот тронуться в путь, и вряд ли стоит пренебрегать охраной, зная, что по окрестным дорогам рыщет Тео Балас.

– Погоди немного, – сказал Иисус, – кое-кто еще хочет пожелать тебе счастливой дороги.

С этими словами он указал рукой в сторону луга, который тянулся от самого дома, я взглянул туда и увидел, что по лугу идет Лалита, дочка Зары, а за ней бежит ее барашек.

– О Юпитер! – вскричал я. – Кто объяснит мне, что здесь происходит?

Иисус простодушно посмотрел на меня и ответил:

– Она вернулась.

– Но я сам видел… Она лежала на полу рядом с матерью…

– Есть такие, кто своими глазами смотрят и не видят, а другие, наоборот, видят вещи, что существуют лишь в их воображении, – сказал Иисус. Затем потянул меня за рукав. Я нагнул к нему голову, и он зашептал, чтобы девочка его не услышала: – Ты ведь сам рассказывал мне историю человека, который спустился в ад, спасая ту, которую он любил. А раз такое случилось один раз, значит, может случиться и дважды.

– Не говори глупостей, – возразил я. – История Орфея – это не правда. Это только миф. Символ. Уж не знаю, символ чего, но символ.

– А какая разница между тем и другим, раббони? – спросил Иисус.

Я решил не отвечать, поскольку объяснять такие вещи ребенку его лет – дело долгое и бесполезное. Если я когда и сыграл при нем роль наставника, то теперь это время ушло в прошлое. Меня больше волновал вопрос, что же случилось в действительности, и я решил остановиться на следующем: в тот зловещий вечер, в слабом свете сумерек, когда рассудок мой к тому же был помрачен увиденной кровавой сценой, я поверил, будто вижу два тела там, где лежало только одно. Гераклит порицает стремление приспособить реальность к нашим ожиданиям. Я погладил кудрявую голову девочки и спросил, останется ли она в Назарете, а если да, то чем собирается жить, и она ответила бесхитростно:

– Ни за что на свете не останусь я в этом месте, о котором сохранится у меня самая горькая память. Вдобавок здесь у меня нет друзей, а так как я была дочерью блудницы, никто не возьмет меня к себе в дом даже служанкой. В Магдале, неподалеку отсюда, живет сестра моей матери. Мне хотелось бы перебраться туда и поселиться у нее, пока не придет пора сменить имя и зарабатывать на хлеб тем же ремеслом, что и мать.

– Твое решение кажется мне очень разумным, – сказал я. – Но Иисус сильно огорчится, если после того, как он вновь, и так неожиданно, встретил тебя, ты опять исчезнешь.