- Ну, н е т, - говорю, - я здесь плясать не буду, сдох нуть можно!
- А г а, - говорит, - дышать не можешь! Испугался!
- Нисколько, просто мне здесь жарко.
- А мне не жарко? Мы с тобой, по-моему, в одинаковых условиях находимся. Спляшем и уйдём. Давай начнём, пока ещё жарче не стало, нечего пустыми разговорами заниматься! Ты просто, я вижу, увиливаешь, вот и всё!
Я не на шутку разозлился и говорю:
- Давай, пожалуйста, начнём!
Мы встали рядышком, друг на друга покосились, не знали, как начать, а после он крикнул:
- Концерт пляски!
В бане голос раздался глухо и как-то странно.
И мы заплясали. Я два раза поскользнулся, пол был мокрый, но быстро вскакивал, как будто и не падал. Тем более что он тоже поскользнулся. Оказалось, уж не так-то трудно с ним соревноваться, нужно было только Начать, а там пошло, а когда он выкрикивал «оп-ля!», я тоже выкрикивал «оп-ля!», ничего в этом такого сложного не было.
Он не останавливался, и я тоже не останавливался, за чем же мне останавливаться, если он не останавливается.
Я на него только косился всё время, чтобы его из поля зрения не упускать.
Мы вовсю плясали, когда дверь отворилась и вошёл начальник лагеря.
- Что там за стук? Что происходит? - спрашивает.
Когда он зашёл, мы не видели, только когда он спросил, мы услышали. Он громко так сказал, во весь голос. А так мы его совершенно не заметили.
Мы остановились. Санька говорит:
- Мы репетируем.
Он удивлённо спрашивает:
- Что репетируете?
- Художественную с а м о д е я т е л ь н о с т ь, - говорит Санька.
- Да вы что, в своём уме?
- В с в о ё м, - говорит Санька, - мы с ним соревнуемся.
Начальник лагеря рукой взялся за голову и говорит:
- Здесь?!
- А здесь пыли н е т, - говорит Санька.
- Пыли нет? - говорит начальник. - Какой пыли?
- Нету пыли, и всё! - говорит Санька.
Тогда начальник лагеря спокойно так, тихо говорит:
- Вы, ребята, мне вот что скажите: вот здесь, сейчас, вы плясали или нет?
- П л я с а л и, - говорит Санька.
- Ведь здесь же стоять невозможно, не то что плясать…
- Отчего же н е в о з м о ж н о, - говорит Санька, - вы же стоите.
Начальник лагеря развёл руками и говорит:
- Удивительные дети!
Он посторонился, а мы с Санькой вышли.
Он даже меня не узнал, вот что удивительно!
Всю ночь не спал
Всю ночь не спал
- Здорово ты всё-таки тогда в бане с п л я с а л, - сказал Санька, - я был так удивлён, что всю ночь не спал.
А ты постарайся!
Я стоял возле автобуса, а Санька из окошка выглядывал.
- Имей в виду, - говорил он, - завтра все участники похода в городе встречаются, а потом все в кино пойдём, на какую-нибудь новую картину…
- Мне за этот поход так влетело… - говорю. -…все участники похода пойдут на новую картину, - твердил Санька, - такая у нас традиция…
- Эх, жалко, мне нельзя!..
Автобусы двинулись к воротам, и я за Санькиным автобусом побежал.
Санька весь из окна высунулся и кричит:
- В двенадцать часов встречаемся в Таврическом саду!
Я рядом бегу и кричу:
- Как же я могу, Саня, я ведь никак не могу!..
- А ты постарайся!
- Как же мне стараться, никак мне нельзя стараться!
Санька долго махал мне рукой.
А я ему махал.
Автобусы свернули, и я перестал махать.
Об этом последнем лагерном дне Санька очень выразительно написал в дневнике:
«Больше уже никаких дней в лагере не предвиделось. Мы все ходили печальные, окидывали взглядами лагерь, и у всех щемило сердце. У Кати Карапузовой так защемило сердце, что ей стало плохо. Ей дали стакан компота, и ей стало лучше. Но вот мы отправились прощаться с озером. Мы долго стояли и прощались с озером и лагерным солнцем. Один мальчишка стоял в воде и ловил рыбу. Мы его уже, на верное, сто раз видели. Но в этот раз он нам показался каким-то другим и родным. И мы поняли, что больше его не увидим. Мы его позвали, но он не откликнулся. Ну и пусть! Он вообще никого никогда не замечает, кроме рыбы. Но вот мы вернулись в лагерь. И вот мы спели несколько песен, поели борщ и второе: курицу со свежим огурцом. А на третье было мороженое. Но вот всё съедено, и - о горе! - уже въезжают в лагерь автобусы. Они въезжают один за другим, как танки на параде. Нам захотелось домой, но уезжать нам не хотелось. И вот нам вручают подарки. Некоторые тут же едят подарки, а некоторые везут их домой. На этом я обрываю запись, потому что мне тоже пора садиться, в автобус…
Старшина по отправке своего отряда домой
Саня Буртиков».
Тишина
Тишина была такая в лагере, как будто всё умерло. Впечатление жуткое. Никого не слышно и не видно. Кошмар ка кой-то. Такая тишина - тоска одна. Я и не собирался в лагерь: чего мне там делать, раз все уехали, а потом взял да пошёл - и сам не знаю зачем. Дай, думаю, похожу по лагерю, поброжу. Как-никак когда-то меня оттуда вовсю гнали, а тут можно ходить себе сколько угодно. Да толку нету.
Чего ж ходить, раз никого нет.
Утро было тёплое, спокойное, ветра не было. Зверская была тишина.
Я и не знал, что в лагере есть кто-нибудь, я думал, все уехали, а там, оказывается, ещё какой-то персонал остался.
Они, видимо, после вчерашних хлопот отдыхали.
Хожу я среди тишины и вспоминаю, какая здесь весёлая обстановка была.