Удивительные истории нашего времени и древности

— Вот ты до сих пор обижен на меня за то, что я тогда не дала тебе материи. Но поразмысли сам: семнадцати лет я пошла за тебя, и с тех пор изо дня в день все, что нужно, в доме — ну есть ли хоть что-нибудь, что бы не делалось именно благодаря мне? Так неужели я пожалела бы для тебя каких-то двух кусков материи? Разве в этом дело? Я слышала, что некогда был такой *Су Цинь. Когда ему не везло, домашние умышленно обращались с ним худо, чтобы подзадорить его; и в конце концов именно благодаря этому он потом добился поста министра. Вот я тогда и понадеялась на этот пример и решила таким же путем подзадорить тебя. Но тебе уж слишком не везло... Ты угодил к разбойникам, а ни воли, ни решительности Су Циня у тебя не было — вот ты и остался у бандитов, пошел с ними безобразничать. И если получил по заслугам, то во всем сам и виноват. При чем тут я?! И потом, неужели ты думаешь, что твой Ли Мянь из одного благородства и человечности отпустил тебя?

— Ты хочешь сказать, что это не так?

Женщина рассмеялась:

— Эх, что толку, что голова у тебя на плечах, если ты даже таких вещей не можешь понять. Ведь все эти чиновники по уголовным делам, как правило, люди жадные и жестокие. Попадись к ним в руки их лучшие друзья и ближайшие родственники, они и их не пощадят. С какой стати было такому чиновнику жалеть тебя, постороннего человека, добровольно жертвовать своей должностью и за здорово живешь освобождать важного преступника?! Просто когда он узнал, что ты главарь шайки, решил, что наверняка у вас запрятано добро и что у тебя найдется чем отблагодарить, если он тебя отпустит. Он дал бы подчиненным, преподнес начальству, и хорошим считался бы на своем посту, и в карман себе кое-что положил бы. Иначе с чего ради стал бы он из всей шайки отпускать тебя одного? Разве мог он предположить, что ты последний бедняк, что впервые пошел на такое дело, что удерешь и больше не покажешься ему на глаза и что он сам лишится должности? А нынче разузнал, что ты здесь начальник, — и тут как тут.

Фан Дэ только качал головой.

— Этого быть не может. Он отпустил меня из добрых побуждений, ничего другого в мыслях у него не было. Ехал он сейчас в Чаншань, а не ко мне, и встретился здесь со мной случайно. И то, когда заметил меня, отвернулся, не пожелал подойти — не хотел отвлекать меня от дел. Нет, не явился он сюда специально, чтобы найти меня, и не нужно такими подозрениями порочить хороших людей.

— Эх! — вздохнула женщина. — Да ведь он врал, когда говорил, что направляется в Чаншань. Как же ты мог этому поверить? Достаточно того, что он взял с собой Ван Тая. Этим одним он выдал себя с головой.

— И что с того, что он взял с собой Ван Тая? — недоумевал Фан Дэ.

— Ну и болван же ты! Если Ли Мянь знаком с губернатором Янем, то, может быть, и вправду едет навестить его. Ну, а этот Ван Тай, тюремщик столичного округа, — он что, по-твоему, тоже старый друг губернатора Яня и едет к нему в гости? Вот они вместе и отправились! А в том, что Ли Мянь отвернулся, как раз и был коварный расчет — посмотреть, подойдешь ты к нему или нет. Если бы он действительно направлялся в Чаншань, разве согласился жить здесь так долго?

— Да он и не соглашался, — возразил Фан Дэ. — Это я его просил остаться и в конце концов уговорил.

— И здесь он хитрил — просто хотел испытать, искренне твое отношение к нему или нет.

Фан Дэ вообще был человеком нерешительным, и слова жены зародили в нем сомнение. Он тяжело вздохнул, но не проронил ни слова.

— Как бы там ни было, а за это добро не отблагодаришь! — твердила свое жена Фан Дэ.

— Что значит — «не отблагодаришь»?

— А то и значит: мало ему преподнесешь — он разозлится, возьмет да и выложит все дело, где надо. Прощай тогда твоя должность. Да что там должность... Схватят, как беглеца-разбойника, так, пожалуй, и с жизнью придется распрощаться! А щедро отблагодаришь — сделает правилом: так и будет от одного раза до другого приходить и требовать свое. Конечно, если ты собираешься всякий раз преподносить ему дорогие подарки, все будет в порядке, но если хоть в чем-то не угодишь ему, он опять-таки выдаст тебя, и тоже от ответа тебе будет не уйти. Разве не ясно, что надо положить этому конец? Исстари говорят: «Силен тот, кто первым бьет». Если сейчас ты не поступишь так, как я советую, придет время — и слова мои сбудутся. Только жалеть-то будет уже поздно!

Фан Дэ слушал жену, молча кивая головой: теперь он уже был иначе настроен. Но, еще и еще раз поразмыслив, он сказал:

— Ведь это я сам хотел отблагодарить его за добро, которое он для меня сделал, а он и словом ни разу об этом не обмолвился. Думаю, что не это у него на уме.

— Не говорил, потому что не видел пока, чтобы ты собирался расщедриться, — с усмешкой ответила женщина. — Не беспокойся, придет время — заговорит. И еще должна тебе сказать: теперь, после его визита к тебе, что бы там ни было — все равно карьере твоей уже конец.

— Это почему?