Удивительные истории о любви (сборник)

Следователи были вежливы, но напористы, работали бригадами по два человека, так что мой первый допрос продолжался больше суток. Но я эти сутки выдержал. И оказался прав, предъявить им было совершенно нечего. Все выглядело, как сбой системы, как редчайший, но все-таки несчастный случай. В подземном гараже парковочный автопилот по неустановленной причине разогнал автомобиль Минца до сотни километров в час и вогнал его в бетонную стену.

Сохраняю.

10 июля 2110 года

Меня не допрашивали уже несколько дней. Смена тактики, не иначе.

А сегодня в камере неожиданно появился мой психотерапевт. Не знаю, зачем он пришел, у меня здесь была возможность пользоваться самоуничтожающимся дневником.

Врач сходу спросил, не хочу ли я ему что-нибудь рассказать. В чем-нибудь признаться. Нет, не хочу, с чего вдруг? Психотерапевт долго смотрел на меня, словно что-то для себя прикидывал, затем измерил мне пульс и ушел, посоветовав как можно больше писать в дневник.

А ночью мне опять снилась мама. Она стояла у изголовья кровати и гладила меня по голове. И с каждым ее прикосновением что-то твердое и холодное подтаивало у меня в груди, превращалось в жидкость, поднималось к дрожащим влажным ресницам, оставляло соленые мокрые дорожки на скулах и подбородке.

Мама, мама…

20 июля 2110 года

Сегодня, после двухнедельного перерыва, меня вызвали наконец на допрос. Знакомый уже следователь в черной униформе поздоровался, указал на стул и вернулся к стоящему перед ним монитору. Он так и разговаривал со мной, негромко и монотонно, не отрывая глаз от экрана.

Меня отпускают, сказал следователь. Осталось закончить кое-какие формальности, и я могу быть свободен.

Значит, Минц погиб в результате несчастного случая?

Вообще-то вам не положено об этом знать, но – нет, это было убийство.

Следователь щелкнул пару раз мышкой и принялся набирать что-то на клавиатуре.

Убийство? – переспросил я, но мне никто не ответил.

Следователь закончил печатать, перечитал, шевеля губами, написанное и, видимо, остался доволен.

Как я уже сказал, мы вас отпускаем. У нас появился подозреваемый в убийстве. Так что вы можете быть свободны.

Я поднялся со стула.

Могу я узнать, кто подозреваемый?

Нет, не можете, – следователь в первый раз с начала разговора поднял на меня выгоревшие, бесцветные глаза. Выход вот там, – он кивнул на дверь и вернулся к компьютеру.

Я постоял пару мгновений на месте, но следователь, казалось, уже забыл о моем существовании. Затем дошел до двери, взялся за ручку и в этот момент услышал у себя за спиной: Это Ольга Хомич.

21 июля 2110 года

Вот почему это опять происходит? Почему? Почему со всеми, кого я люблю, случаются несчастья? Почему все, кого я люблю, обязательно должны умереть? Что за проклятие такое?

Конечно, я никуда не ушел. Не смог открыть дверь и выйти из кабинета, это было выше меня.

Я вернулся обратно, снова уселся напротив человека с бесцветными неживыми глазами.

Ольгу арестовали несколько дней назад. Сразу же после того, как следователи получили доступ к электронной переписке Минца. Мой начальник предпринял несколько попыток переспать с Хомич, но она всякий раз ему отказывала. Тогда он начал угрожать ей увольнением, и она, боясь потерять работу, подстроила ему автомобильную аварию. Хомич еще не призналась, но это лишь вопрос времени.

С женщинами ведь все намного проще, сказал следователь. Их достаточно оставить без хрономеразы и все – десятилетиями не стареть, и вдруг однажды утром увидеть на лице новые морщины, что может быть кошмарнее?

Я оторвался от воспоминаний, осмотрел свою новую камеру, камеру смертника. Серые, со стальным отливом стены. Минимум мебели. Прикрученной к полу мебели. Лупоглазые видеокамеры с обзором в триста шестьдесят градусов. И два неизвестного предназначения отверстия в стене, у самого потолка.

Меня перевели сюда сразу же после того, как я признался в убийстве Минца. И подробно рассказал, что именно я сделал с его автомобилем и как найти следы взлома навигационной системы.

Компьютер, кстати, мне мой оставили. Так что —

Сохраняю.

10 августа 2110 года

Меня зовут Константин Грановский. Сегодня у меня день рождения. Сегодня мне стукнуло 31/77 лет.

Не знаю даже, как теперь писать свой возраст. Наверное, правильнее будет 32/77. Я больше не получаю хрономеразу, она ни к чему приговоренному к смерти. А значит, мой биологический возраст тоже начал меняться.

Вчера мне разрешили свидание с Ольгой. Мы сидели с ней в комнате, разделенной на две части толстым стеклом, и смотрели друг на друга.

Ты изменился, сказала Ольга, нажав кнопку переговорного устройства.

Повзрослел?

Да, наверное.

А ты – нисколько. Когда тебя отпустили?

Ольга непонимающе посмотрела на меня. Спросила: о чем я вообще?

Вот значит как. Ольгу никто не арестовывал.

Странно, но я совсем ничего не почувствовал. Теперь-то какая мне разница? Думаю, меня все равно раскололи бы. Не через Ольгу, так как-нибудь по-другому.

Зачем ты?

Что зачем, Оль?

Зачем ты это сделал?

Ольга замолчала, но я не стал ничего отвечать.

Четвертая категория, лицензия на ребенка?