Читаем Удивительные истории о врачах полностью

Сразу хочу сказать: все, о чем я сейчас расскажу, происходило в прошлом. В этом недалеком прошлом врачи у нас были очень хорошими, а медицинская техника и приборы – очень плохими. А говоря проще – не было их вовсе: ни техники, ни приборов, ни хороших, ни плохих. С лекарствами тоже было херовато. Сейчас у нас все наоборот, но не об этом речь. В том недалеком прошлом, во время ныне ругаемой перестройки, нас сильно полюбили на Западе. Из города-побратима нашего Энска – Джексонвилла, штат Флорида, заездили к нам делегации американских врачей, а мы стали бывать у них. Чтобы, значит, удивляться друг другом. Мы удивлялись чудесам их медицинской цивилизации и уровню «Ох и живут же люди!», но и у нас было чем их удивить.

Оперировал я как-то опухоль глубоких отделов мозга, а американский нейрохирург, доктор Скат, мне ассистировал. Следящей аппаратуры у нас, повторяю, – ноль. Пульс и давление у оперируемого больного измеряла «вручную» анестезистка, докладывала о результатах анестезиологу и рисовала в наркозном листе «великую китайскую стену»[1]. Как-то я осматривал коматозного больного в реанимации. А в это время медсестра, блонда Римма, вдумчиво считала пульс у этого же болящего, посматривая на ручные часики.

Спрашиваю:

– Что это ты делаешь, Риммуля? У тебя же на часах секундной стрелки нет!

– А я наизусть считаю! – ничуть не смутившись, сказала маленькая стерва.

Залезли мы со Скатом по самые локти в головной мозг. Четких границ у опухоли нет. Убрать ее всю – невозможно. Анестезиолог нервничает. А Скат вошел в раж и все меня теребит:

– Давай еще в третий желудочек заглянем!

У них в Америке, чтобы мне в операционную войти, надо было соблюсти десятки условий: согласие больного на мое присутствие в операционной, мой кал на яйца глист, тест на трезвость и так далее… А о том, чтобы ассистировать американцам – и думать не моги! Зато американцы у нас по полной душу отводили! До всего, что у них нельзя и за что в Америке наступает «Wanted!», они дорывались у нас с упоением!

– Хорош, – говорю, – коллега Скат! Компьютер пишет брадикардию[2], и давление у больного зашкаливает! Заканчиваем!

– Где компьютер?! – всполошился Скат, все уже понявший о нашей медицине.

– А вон он, на длинных ногах! – мотнул я головой в сторону все той же Риммы, неустанно считающей пульс у больного. При этом она так интимно склонялась к больному, что ее золотистые в лучах пробившегося в операционную солнца колготки легко обозревались до промежности. Мы-то что – привыкли, а Скат тут же отвлекся, и операцию удалось закончить.

В другой раз душно мне стало в операционной.

– Включи-ка, пожалуйста, кондиционер! – попросил я санитарку.

Ассистирующий мне в очередной раз Скат стал озираться, ища глазами кондиционер. Санитарка открыла форточку.

Вот что еще интересно. Скат приезжал к нам всегда в сопровождении своей помощницы Синтии. В Америке он к ней ближе чем на метр не подходил. Общался с ней только по делу, доброжелательно, но в рамках строгого приличия. У нас, особенно в конце срока, ходил с этой Синтией по отделению разве что не в обнимку! И под наших девушек клинья бил! Синтия ему за это сцены делала.

Как-то, во время приезда очередной делегации врачей из солнечной Флориды в наш вросший в вечную мерзлоту Энск, удалял я грыжу то ли L4-L5 то ли L5-S1[3] – не суть: там все рядом. Тогдашний заведующий все бегал в операционную и спрашивал:

– Можно американцев пригласить? Они очень хотели посмотреть, как мы это делаем.

Вот беда! Не всё, значит, наше дерьмо они еще увидели! И тут что-то из механизма операционного стола вытекло, и стол вместе с больным начал стремительно опускаться. Операционная рана очутилась где-то на уровне моих коленей.

Что делать? Тащить разрезанного больного в другую операционную? Свободных – нет, да и тащить далеко. Чинить стол прямо под больным? Невозможно. Но и оперировать я теперь могу только встав на колени.

Нашли выход. Перевернули вверх дном таз, накрыли его стерильными простынями. Я сел на этот трон и, согнувшись в три погибели, смог кое-как продолжить операцию. Сказал заглянувшему в очередной раз в операционную заведующему:

– А вот теперь – зовите американцев!

Но нет худа без добра! Через какое-то время подарили нам американцы новый навороченный операционный стол, отличную биполярную коагуляцию, регулируемые вакуумные отсосы.

Они в то трудное время очень во многом нам помогли. Шутка ли, привезли кардиохирургам подержанный АИК[4], провели десятки показательных операций на сердце, а когда наши эти операции освоили, «премировали» их еще одним, уже новым АИК и набором современных инструментов.

Так что, когда теперь многие ругают американцев, я с ними – не соглашаюсь.

А наш завтравмой, доктор П., рассказывал «за Америку»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Удивительные истории

Удивительные истории о ведьмах
Удивительные истории о ведьмах

Сколько мифов ходит о ведьмах: они убивают и воскрешают, излечивают смертельные раны, исполняют желания и забирают молодость.Какие же они на самом деле?Вокруг Чернотопска витает много слухов, и Маргарита должна их проверить.Действительно ли можно убить словом? Как подружиться с лешим и выменять ребенка у кикиморы? Сколько стоит воскрешение? Какой запах у ненависти и зачем озеру Хранитель?Юле нужна живая вода. Дочка Тани уходит на болото, и ничто уже не будет как прежде. Рядом с Анжелой умирают люди, а Лика попадает в рабство.Их истории не похожи друг на друга, но все они – о силе, за которую приходится платить.Грустные и смешные, счастливые и пугающие, но всегда – человечные.

Дарья Леонидовна Бобылёва , Марина Ильинична Крамская , Ольга Есаулкова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Легкая проза

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное