— Послушайте, Эванс, — начал доктор Дорп, постукивая кулаком по подлокотнику кресла в такт своим словам, — наука парапсихологии находится в почти такой же стадии развития сегодня, как естествознание в средние века.
— Но, конечно, два столетия исследований привели к определенным результатам, — возразил я. — Не будете же вы утверждать, что выдающиеся умы, посвятившие большую часть жизни этому очаровательному предмету, трудились напрасно.
Доктор задумчиво погладил свою трость, «Ван Дайк, отливающую серой сталью.
— Не считая немногих исключений, я боюсь, что все так и есть, — ответил он. — По крайней мере, в части, касающейся выводов из наблюдаемых явлений.
— Возьмите сэра Оливера Лоджа, для примера, — начал я.
— Заключения сэра Оливера будут служить превосходным примером для моей аналогии, — сказал доктор. — Без сомнения, вы знакомы с результатами многих лет его кропотливого исследования психических явлений, описанных в его книгах.
— Полагаю, что он стал новообращённым в спиритизм, — ответил я.
— Со всем уважением к сэру Оливеру, должен сказать, что он скорее выбрал те факты, что подходили к его выводам, и собрал их как свидетельство, чтобы поддержать спиритическую теорию, — ответил доктор. — Это может показаться парадоксальным, но я полагаю, что он всегда был совершенно добросовестным в своем исследовании и искренним в своих выводах.
— Боюсь, что я действительно не совсем понимаю вас.
— Есть время в жизни каждого человека, когда эмоция мешает разуму, — продолжал доктор. — В таком кризисе самые дотошные из ученых могут быть ослеплены влиянием подавленных собственных желаний. Сэр Оливер потерял любимого сына. Только те, кто понес подобные потери, могут ценить острое мучение, которое следовало за его тяжелой утратой, или сочувствовать адекватно его интенсивной тоске по общению с Раймондом. Большинство людей — рабы своих желаний. Они верят тому, чему хотят верить. При этих обстоятельствах для умного экстрасенса не трудно прочитать мысли ученого и сказать ему вещи, которые он хотел услышать.
— Но что вы скажете по поводу многих исследователей, на которых также не оказывали стороннего влияния? — спросил я. — Конечно, они, должно быть, сделали какие-то открытия…
Я был прерван появлением домоправительницы доктора, которая объявила:
— Прошу прощения, господа, один джентльмен желает видеть вас, сэр.
— Пригласите, — распорядился доктор Дорп несколько раздраженно.
Его хмурый взгляд сменился на улыбку приветствия при виде высокого, большого человека, который шагнул через дверной проем.
— Рад видеть вас, доктор, — проревел большой человек, когда они обменялись рукопожатиями с сердечной радостью, читавшейся на их лицах. — Я бы не беспокоил вас… Но тут выпал случай, как раз для вас. Он даст всем нам возможность изрядно поскрипеть мозгами!
— Звучит заманчиво, — ответил доктор. — Позвольте мне представить моего старого друга, господина Эванса, который время от времени, когда его посещает вдохновение, пишет истории… Господин Эванс, перед вами шеф Мак Гроу, криминальная полиция… Мы как раз обсуждали наше общее хобби — психические явления… — продолжил доктор после того, как мы были представлены друг другу.
— Без сомнения, господин Мак Гроу хочет конфиденциально побеседовать с доктором? — начал было я, собираясь попрощаться с моим хозяином.
— Никаких тайн, если доктор Дорп и его друзья заинтересованы, — прервал детектив. — Может случиться так, что, если вы — психолог, вы сможете предложить разгадку этой тайны. Конечно, я точно не знаю, является ли это случаем для психолога или нет. А случай любопытный и ужасный одновременно.
— Оставайтесь и слушайте, если вам интересно, — сказал доктор.
— Если это связано с пси-явлениями и оккультизмом… Но вы знаете, что до сих пор объяснения случившемуся не существует… — начал я.
— Невозможно пока точно определить, в чем тут дело, — ответил Мак Гроу. — Само по себе происшествие странное и ужасное. Предполагаю, вы, господа, слышали о профессоре Таунсенде.
— Вы подразумеваете Альберта Таусенда, химика и изобретателя? — спросил доктор. — Конечно. Кто не слышал о нем и его странных теориях о создании жизни из инертной материи? Что он сделал теперь?
— Не знаю, является ли это чем-то, что он сделал, или чем-то, что было сделано ему, но так или иначе он мертв.
— Убит?