Во всяком случае, под влиянием какой бы силы ни действовал нотариус - направили ля его наследники умершего паши или нет, - Бен-Омар теперь отлично понимал, что письмо может быть получено только ценою золота. Но - пятьдесят миллионов!..
И он произнес елейным голосом:
- Господин Антифер, вы, кажется, сказали: пятьдесят миллионов?
- Да, сказал.
- Но это самая забавная вещь, которую я слышал за всю мою жизнь!
- Господин Бен-Омар, а не хотите ли вы услышать вещь еще более забавную?..
- О! Охотно!
- Ну так слушайте: вы старый мошенник! Старый египетский плут! Старый нильский крокодил!..
- Господин Ан...
- Довольно! Я кончил!.. Вы, видно, мастер ловить рыбку в мутной воде, а потому и попытались вырвать у меня мой секрет, вместо того чтобы открыть тайну, которую вы обязаны мне сообщить!
- Вы так думаете?
- И думаю и знаю!
- Нет, то, что угодно было вам вообразить...
- Довольно, мерзкий мошенник!
- Господин А...
- Хорошо, буду снисходительным. Слово «мерзкий» беру назад! А хотите, я вам скажу, что вас больше всего интересует в моем письме?
Неужели нотариус мог поверить, что Пьер-Серван-Мало проболтается?.. Но, тем не менее, его маленькие глазки загорелись, как раскаленные уголья.
Нет! Хотя малуинец и был вне себя от гнева и весь побагровел, все же он не потерял выдержки.
- Вот что я вам скажу, старый Омар, которого никто не захочет есть, даже если его приготовить по американски, - я скажу, что в этом письме вас волнуют не те фразы, в которых говорится об услуге, оказанной моим отцом двойному «К»... Нет! Вас интересуют четыре цифры! Вы слышите меня - четыре цифры!
- Четыре цифры?.. - пробормотал Бен-Омар.
- Да, четыре цифры! И я продам их вам только по двенадцати с половиной миллионов за штуку! Теперь все! Прощайте!..
И, заложив руки в карманы, дядюшка Антифер сделал несколько шагов, насвистывая свою любимую арию. А что это была за ария, не знал никто и меньше всего он сам, - она напоминала скорее вой заблудившегося пса, чем мелодию Обера[70].
Бен-Омар окаменел! Превратился в соляной столб! Застыл, как истукан! Прирос к месту! А он-то надеялся обвести этого матроса вокруг пальца, как простого феллаха! Одному Магомету известно, как он надувал этих несчастных крестьян, которых злая судьба приводила в его нотариальную контору, одну из лучших в Александрии!..
Бен-Омар растерянно глядел вслед малуинцу, удалявшемуся своей тяжелой походкой, вразвалку; дядюшка Антифер шел, поднимая то одно плечо, то другое, жестикулируя, словно рядом был его друг Трегомен, получавший от него очередную взбучку.
Вдруг дядюшка Антифер остановился как вкопанный. Он встретил какое-нибудь препятствие? Да!.. То была мысль, неожиданно мелькнувшая у него в голове. Он что-то упустил, но это упущение еще не поздно исправить...
Он подошел к нотариусу, не менее неподвижному, чем прелестная Дафнэ, превратившаяся в лавр, к горькому разочарованию Аполлона[71].
- Господин Бен-Омар, - сказал дядюшка.
- Что вам угодно?
- Есть одна вещь, которую я забыл шепнуть вам на ухо.
- Что именно?..
- Это номер...
- А-а! Номер?! - встрепенулся Бен-Омар.
- Да, номер моего дома... Улица От-Салль, три... Вам следует знать мой адрес. Когда вы придете, вас примут дружески...
- Вы меня приглашаете?
- С пятьюдесятью миллионами в кармане!..
И на этот раз дядюшка Антифер окончательно удалился, а нотариус в изнеможении сел опять на бревно, взывая к аллаху и его пророку Магомету.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
,Ночью 9 февраля легко могло случиться, что спящие глубоким сном постояльцы гостиницы «Унион», у которых окна в номерах выходили на площадь Жак-Кер, проснулись бы от громких криков, если бы дверь номера 17 не была герметически закрыта и завешена плотной, звуконепроницаемой портьерой.
Дело в том, что произошла ссора между двумя постояльцами, занимающими этот номер, и один из них пришел в такой неистовый гнев, что, не стесняясь, выкрикивал во весь голос обвинения и угрозы. Второй, правда, старался его успокоить, но все его попытки терпели неудачу, так как уговаривал он слишком робко и явно чего-то боялся.
Впрочем, вполне возможно, что никто бы ничего и не понял из этого бурного разговора, так как он велся на турецком языке, малознакомом уроженцам Запада. Время от времени примешивались и французские выражения, доказывавшие, что собеседники при желании могли бы объясняться и на этом благородном языке.
В камине полыхал яркий огонь, и лампа, стоявшая на круглом столике, освещала бумаги, наполовину прикрытые старым, порыжевшим от времени портфелем.
Один из ссорящихся был Бен-Омар. Совершенно уничтоженный, подавленный, он не отводил полузакрытых глаз от огня, страшась взглянуть своему собеседнику в глаза, сверкавшие еще ярче, чем пламя в камине.
Это и был тот самый иноземец со свирепой физиономией, которому нотариус подал незаметный знак во время разговора с дядюшкой Антифером на набережной.