Удивительные приключения дядюшки Антифера

А потому, как ни хотелось Трегомену осмотреть прекрасный, построенный из камня и мрамора Эдинбург, он вынужден был от этого отказаться. Позднее, когда его друг будет на пути к выздоровлению и немножко успокоится, он наверстает упущенное. Он осмотрит прежде всего дворец Холируд, древнюю резиденцию правителей Шотландии, королевские апартаменты, спальню Марии Стюарт[447], сохранившуюся в том виде, в каком она была при жизни несчастной королевы… Он поднимется по Кенонгет до Кэстля, гордо возвышающегося на базальтовой скале: там еще сохранилась маленькая комната, где появился на свет ребенок — будущий Иаков VI Шотландский и Иаков I Английский[448]. Трегомен поднялся бы и на «Трон Артура», похожий на спящего льва, если смотреть на него с западной стороны. Оттуда, с высоты двухсот сорока семи метров над уровнем моря, можно охватить глазом весь город, холмистый, как древняя часть города цезарей[449], до Лита[450], являющегося портом Эдинбурга в заливе Фёрт-оф— Форт, до берега графства Файф, до вершин Бен-Ломонд, Бен-Леди, Ламмермур-Хиллс, до безграничного морского простора…

Сколько красот природы, сколько чудес, созданных руками человека! Трегомен, все еще сожалея о сокровищах, потерянных из-за упрямства проповедника, сгорал, однако, от желания насладиться окружающим его великолепием. Но чувство долга заставляло его сидеть у изголовья деспотичного друга.

Поэтому добряку ничего не оставалось, как смотреть из открытого окна гостиницы на знаменитый памятник Вальтеру Скотту, готические пилястры[451] которого вздымаются ввысь почти на двести футов в ожидании, пока все ниши не будут заполнены фигурами пятидесяти шести героев, созданных воображением великого шотландского романиста.

Затем Жильдас Трегомен переводил взгляд на длинную перспективу улицы Принца, тянущуюся к Колтон-Хиллу, и за несколько минут до полудня начинал следить за большим золотым шаром на мачте обсерватории. Его падение в точности совпадало с моментом прохождения солнца через меридиан столицы.

Между тем в квартале Кенонгет, а затем и по всему городу стали носиться слухи, способствовавшие увеличению и без того немалой популярности преподобного Тиркомеля. Рассказывали, что знаменитый проповедник, как подобает человеку, у кого слово не расходится с делом, отказался от совершенно немыслимого, почти баснословного наследства. Говорили о нескольких миллионах, даже о нескольких сотнях миллионов, которые он захотел скрыть от человеческой жадности. Может быть, пастор и сам содействовал распространению выгодных для него слухов, так как ему не было никакого смысла делать из этого тайну. Газеты подхватили слухи, печатали и перепечатывали сведения о сокровищах Камильк-паши, зарытых под скалами какого-то таинственного островка. Что же касается его местоположения, то, если верить газетам — а проповедник и не думал давать опровержение, — оно якобы известно преподобному Тиркомелю, и только он один может дать по этому поводу точные указания. Хотя в действительности при этом нельзя обойтись без участия двух других сонаследников. Впрочем, подробностей дела никто не знал, и имя Антифера ни разу не упоминалось. Само собой разумеется, что одни газеты одобряли доблестное поведение лучшего из пастырей[452] свободной шотландской церкви, а другие порицали его, так как эти миллионы, вместо того чтобы без всякой пользы лежать в какой-то яме, могли бы облегчить жизнь многих несчастных бедняков Эдинбурга, если бы были розданы им. Но преподобный Тиркомель не придавал никакого значения ни порицаниям, ни похвалам — и то и другое было ему одинаково безразлично.

Легко вообразить, какой успех имела его проповедь в церкви Престола Господня на следующий день после сенсационных публикаций. Вечером тридцатого июня верующие буквально осаждали церковь. Толпы людей, не поместившихся внутри храма, запрудили близлежащие улицы и перекрестки. Появление на кафедре проповедника встретили громом аплодисментов. Можно было подумать, что находишься в театре, когда публика устраивает овацию любимому актеру, выходящему на вызовы под восторженные крики «браво». Сто миллионов, двести миллионов, триста миллионов — нет, целый миллиард! — вот что предлагали этому феноменальному Тиркомелю, и вот чем он пренебрег! И преподобный начал свою обычную проповедь фразой, произведшей на всех поистине потрясающее впечатление:

— Есть человек, который одним своим словом может исторгнуть из недр сотни миллионов, но этого слова он не произнесет!

На этот раз дядюшки Антифера и его спутников не было среди присутствующих. Но за одной из колонн притвора[453] притаился странный слушатель-чужеземец, не известный никому из прихожан, лет тридцати — тридцати пяти, смуглый, чернобородый, с грубыми чертами лица и отталкивающей внешностью. Был ли ему знаком язык, на котором говорил преподобный Тиркомель? Мы этого не знаем. Но как бы то ни было, он стоял в полумраке, не сводя с проповедника пылающих глаз.