Удивительные приключения Яна Корнела

Но нет, не стоит его хоронить заранее. Теперь следовало бы осмотреться, — не найдется ли где-нибудь чего-либо такого, что подало бы хоть маленькую надежду на спасение. Мне ничего не приходило в голову. Я знал только одно — плавая таким образом, долго не продержишься. Меня начало знобить, и мною все более и более овладевал страх. Я почувствовал, как меня стала одолевать такая опасная мнимая усталость, которая нападает на человека, когда он заблудится во время метели: все тело начинает тосковать о минутной передышке, лишь о минутной, но такая минута отдыха означает только одно — смерть.

Первой мыслью, которая пришла мне в голову, когда я снова начал понемножку соображать, было: должно же где-нибудь поблизости плавать что-либо деревянное. Ведь вся галера разлетелась на куски, и уцепиться за какой-нибудь такой обломок на первый случай было бы не так уж плохо. Поэтому я начал внимательно оглядываться по сторонам. Первое, что я увидел, были четыре парусника, которые удалялись к югу, туда же, куда исчезли пиратские корабли. Они теперь меня уже не интересовали. Потом неподалеку я заметил какую-то доску — она была такая коротенькая и слабая, что я даже не попытался подобраться к ней. А потом, потом ничего. Ни одной щепочки. Но это все-таки невозможно.

Мною снова овладел такой панический ужас, что я даже перестал на минуту двигать руками и ногами и тотчас же пошел ко дну вместе со своим негром. Резким рывком ног и руки я вынырнул у самой поверхности воды и тут вдруг — бац! Меня так ударило по голове, что под водой из моих глаз даже искры посыпались. Вода попала мне в рот — я стал захлебываться и метаться, как помешанный. К счастью, тело пловца совершает необходимые движения даже тогда, когда голова его уже не способна соображать. В следующий момент я очутился на поверхности, — мне помогла волна, которая сначала вынесла меня кверху, а потом подтолкнула вперед — прямо носом к большому обломку палубы, который мне наконец-то посчастливилось найти. Это была как раз та неприятная штуковина, о которую я, сам того не сознавая, минуту тому назад треснулся головой.

Свободной рукой и подбородком я судорожно уцепился за край плавучего деревянного острова и только теперь как следует увидел его довольно обширную площадь. Посредине этого островка вырисовывались контуры двух тел. Одно из них шевелилось! Люди! Люди — и среди них один живой!

Я закричал, — по крайней мере мне это показалось, — но из моей глотки, очевидно, не вырвалось ни одного звука, или тот, кто шевелился, сам еще не пришел в сознание и не расслышал меня. Моя рука ослабла, а негр, висевший теперь прямо подо мной и тянувший меня своим весом на дно, еще более надрывал ее.

Фигура, находившаяся на плоту, все время как-то странно шевелилась, но не двигалась с места. Наконец ее голова повернулась в мою сторону. Это был Жак!

Он недоумевающе уставился на меня, точно увидел перед собой привидение. Потом я заметил, как Жак силился собрать свои мысли и, наконец, — наконец-то! — стал с трудом приподниматься. Но почему он не опирается на руки? Француз привстал на колени и пополз на них ко мне. Руки у него беспомощно висели вдоль тела.

Так, на коленках, он подобрался к крайнему брусу, скреплявшему плот, и попытался что-то сказать мне, но из его уст вырвалось одно лишь невразумительное хрипение. Все было понятно без слов, — у него были перебиты обе руки.

Подтащившись прямо ко мне, Жак тяжело шлепнулся на плот и протянул мне свою ногу. Я ухватился за нее. Мне, собственно, до сих пор неизвестно, каким образом оказался я на этом плоту, обломке нашей галеры. Мне лишь смутно помнится, что сначала я подсунул одну руку негра под ногу Жака, а потом, потом, шут знает как, очутился на плоту сам, животом вниз, и стал поддерживать над водой голову негра за волосы.

Возможно, в таком положении я мигом погрузился в глубокий сон. Помню только одно — меня разбудил Жак легкими толчками в бок. Хотя я успел лишь ненадолго забыться, однако эта передышка вернула мне столько сил, что я оказался способным втащить на палубу своего негра. Следуя наставлениям Жака, к которому тем временем вернулись, по крайней мере, первые признаки прежней речи, я стал приводить негра в чувство. После того как я повыкачал из него немало воды и хорошенько размял ему руки и грудную клетку, он слегка приоткрыл веки и впервые вздохнул.

Только теперь я обратил внимание на второе тело, которое, оставаясь бессильным и неподвижным, лежало посреди плота. Но меня привлек к себе взгляд Жака, такой взгляд, которого никто бы не мог ожидать от этого старого морского волка. Он был внимателен, как… как ласковая мама. Не следует забывать, что Жак заботился о нем в тот момент, когда у него самого, как у животного, не было рук. Словом, тогда он ласково и радостно улыбнулся и произнес только три слова:

— Криштуфек — здоров — спит…

Глава четвертая,