Крыса уселась на задние лапки и одной из передних лап приветливо помахала Рибаджо, по её морде растеклась притворно сладкая ухмылка, только взгляд черных как бусинки глаз быт жёстким и злым.
– Зя-я-ябша, старая знакомая, – презрительно хмыкнул Рибаджо, – вот кому бы пропасть, так нет, она и здесь пристроилась. Отбираешь у голодного последний кусок? А ну, пошла, ведьма, пошла отсюда… – Рибаджо снял с ноги тяжёлый ботинок и бросил его в крысу. Попал! Крыса взвизгнула и утекла в свою нору.
– Ты верно голодная, Жанна? – Рибаджо едва заметно пошевелил губами, и на грязном каменном столе появилась белоснежная салфетка, а на ней блюдо с куском хорошо прожаренной телятины и бокал прозрачно-золотого виноградного вина.
Жанна в одно мгновение съела всю еду, едва ли девушку кормили в последние дни. Взгляд её черных, как угольки глаз, повеселел.
– Ну, что же вы стоите, дети? – засуетилась Жанна. – Садитесь рядом. А вы, бабушка, занимайте стул. Он неказист и неудобен, но другого у меня нет.
Бабушка присела. Тут же вынула из кармашка передника клубок бело-розовой шести и крючок. Начала вязать.
– Нервы успокаивает, – сразу подумала Василиса о бабушке, – боится расплакаться…
Жанна виновато посмотрела на Рибаджо
– А тебя, друг, посадить некуда…
– Не беспокойся, мой генерал, я похожу, – постарался успокоить девушку волшебник. – Если я сяду и расслаблюсь, вдруг мне захочется разнести этот замок на мелкие каменья. А этого делать нельзя. Мы здесь не действующие лица, а только созерцатели. Итак?
– Итак, всё началось в тот день, когда я решила пойти в лес за ягодой. Утро было погожим, роса на травах ещё не высохла, деревенские коровы только-только плелись на пастбища, спросонья едва волоча ноги. Я быстро добежала до леса Шеню, что раскинулся сразу же за моей деревушкой Домреми у верховья реки Маат. Мне посчастливилось быстро собрать почти полную корзину дикой земляники. И здесь на берегу Смородинового ручья я увидела дерево. Это был старый бук или дерево фей, так называли его в моей деревушке. Неожиданно в стволе дерева открылась дверь, я вошла. Передо мною стояла сама королева фей. От изумления я протянула ей свою корзинку с ягодами. Она приняла её с благодарностью.
– У тебя, девочка, – сказала мне фея, – будет великое будущее. Ты спасёшь свой народ.
С тех пор меня стали посещать пророческие видения6, и я начала слышать голоса. Однажды голос святого Михаила сказал мне, что я должна идти в крепость Вокулер и просить тамошнего коменданта7 сопроводить меня к дофину Карлу8. Он
долго не соглашался. Но я была настойчива.
– Ой! – неожиданно засмеялась Жанна, – дофин Карл тогда был такой смешной! Он решил проверить меня – узнаю ли я его, и посадил на свой трон другого человека, а сам спрятался. Он сначала не поверил, что я слышу не только голоса святых Михаила9, Маргариты10 и Екатерины11, но и вижу будущее.
– Знаешь. Жанна, – Рибаджо до того меряющий большими шагами темницу вдруг остановился, – когда ты родилась, во всей деревне Домреми запели петухи, их песня была прекрасна, лучше соловьиной. Жители Домреми спрашивали друг друга: – Что за чудо произошло сегодня ночью? Этим чудом была ты – Жанна.
– Всевышний дал мне дар предвидения, – Жанна опять улыбнулась своему воспоминанию, – я узнала дофина сразу, хотя он совсем не был похож на короля. Маленький, тщедушный, нервный. Что делать? Господь не дал Франции другого, пришлось помогать этому.
– Вы что простили его?! – не вытерпев воскликнул Алька.
У Жанны перехватило дыхание, и она всхлипнула, но тут же взяла себя в руки.
– Его придворные долго нашёптывали королю гадости обо мне. Он поверил! А потом меня предал король, а не Франция. Именно ей я служила! Тогда, в ту первую нашу встречу, я потребовала у дофина отдать мне священный меч-одну из реликвий королевства. Карл вручил его мне. И я стала во главе десятитысячной армии. К тому времени в руках врага был Париж – сердце Франции. В осаде город Орлеан12. Ах! Если бы англичане взяли его, Франции, как государства, больше не было бы.
– Вам было страшно? – спросила Василиса
– Значительно страшнее, чем сейчас, девочка, – вздохнула Жанна. – Знаю – сегодня я умру, но моя Франция будет свободна. А тогда я могла не выдюжить, не справиться, струсить и повернуть обратно. Это страшнее смерти! Разве тебе, Рибаджо, Мерлин не рассказывал, как мы брали Орлеан, – Жанна засмеялась колокольчиковым смехом, который оборвал лязг затворов открывающейся двери темницы. Рибаджо с гостями скрылись во мраке темного угла.
– Вставай, ведьма! Похлёбка подана, полакомись. – Стражник швырнул на стол глубокую глиняную миску и не глядя на Жанну удалился.
– Ты это будешь есть? – спросил Рибаджо, и недоверчиво покосился на сине-серое варево, наполнявшее посудину.
– Я бы поела ещё. – виновато сказала Жанна. – Очень голодно было в последние дни. Силы меня оставляют…
На столе опять появилась белая салфетка с блюдом, на котором покоилась запечённая нога молодого барашка, бокал светлого бургундского вина и большая гроздь темного винограда.
Вторая порция еды была съедена также быстро, как и первая.