Михаэль посещал своего старого друга в психиатрии и пытался приободрить его. «Дружище, старик, ты ничего не добьёшься здесь, внутри! Давай упакуем твои вещи и через пару дней будем на Балтийском море! Немного свежего морского воздуха - и ты снова станешь прежним». Но на этот раз певец потерпел неудачу со своими разглагольствованиями. В комнату отдыха вошёл попечитель, держа в руках мяч. «Так, а теперь поиграем!» - воскликнул он и бросил мяч Томасу. Тот поймал его, посмотрел на Михаэля, сказал «Да, давай поиграем!», кинул мяч, а другие пациенты побежали за ним. Всегда первый, всегда лучший…
«В то время я чувствовал себя безопаснее и увереннее среди больных и сумасшедших, чем снаружи, на свободе», - вспоминает Томас. – «Я фактически спятил, был накачан медикаментами и три месяца провёл в психиатрии. После этого я целый год находился в отпуске на больничном».
По словам Томаса, преодолеть старые мыслительные и поведенческие шаблоны было очень тяжело. О расставании со своими бывшими коллегами-музыкантами он переживал достаточно долго. «Мы с Михаэлем знали друг друга очень давно. Мы вдвоём раньше колесили по стране на его стареньком Шевроле и перерыли вместе много дерьма. Я уже соскучился по этому. Честно!»
Тем временем берлинец снова работает в качестве учителя, а в свободное время играет на гитаре в одной малоизвестной группе. И когда IN EXTREMO дают концерт в столице, Томас иногда присоединяется к публике. «У меня была мечта - состариться с ребятами, и даже сейчас я всё ещё держусь за неё. Это была настоящая семья, всего шесть братьев - я был единственным ребёнком - и Марко был младшим. Пожалуй, от этого не отделаться никогда».
ГЛАВА 5. МЕСКАЛИН В МЕКСИКЕ
(В грандиозный тур с новым гитаристом)
Сразу после ухода Томаса в октябре 1999 Кай начал репетировать с потенциальными преемниками. Время сильно поджимало, так как вторая часть грандиозного
Однажды Кай испытывал в репетиционном помещении некоего Олли из Южной Германии, и после того, как оба музыканта более-менее прилично сыграли вместе 15 композиций, басист дал потенциальному новому гитаристу средневековую сценическую одежду. «Я никогда не выйду на сцену в таком костюме!» - прозвучали последние слова Олли, прежде чем хлопнула дверь репетиционного помещения. Нужно было срочно что-то делать. Кай позвонил своим друзьям, они посоветовались и решили, что новичок должен был быть с Востока, в идеале - из Восточного Берлина. Даже Борис, который родился в Западном Берлине, отметил, что этот Олли держит себя «слишком уж по-фээргешному». В их головах всё ещё гремела мысль: кто же ещё был там, на восточногерманской сцене? Какие группы были хороши, какие гитаристы были хороши? Какой гитарист был тем крутым сукиным сыном? Точно! Басти Ланге!
В то время Кай работал с братом Себастьяна Улли в учреждении для инвалидов. Таким образом, он взял номер телефона Басти, позвонил, а на другом конце линии подала голос его очень нервная бывшая подруга: «Если вы его увидите, передайте ему...» Клак, ту-ут, ту-ут, ту-ут...
Через два дня бас-гитарист заглянул в кройцбергский магазин Wild At Heart, чтобы посмотреть там концерт. И кто, как вы думаете, сидел у барной стойки?
Себастьян Ланге - коренной берлинец. В 1971 он появился на свет в столице и никогда не жил за пределами Берлина. В 11 лет он начал играть на гитаре при поддержке и по принуждению своих родителей, которые зарабатывали деньги творчеством и искусством. Мама Фелицитас была очень разносторонней женщиной: заядлая непрофессиональная певица любила рисовать, она писала книги и увлекалась готовкой. Отец Вольфганг, музыковед и научный сотрудник театра, работал на издательство Henschel и писал для таких журналов, как Theater der Zeit и Melodie & Rhythmus. В доме имелось достаточно инструментов, на которых Себастьян мог поиграть: различные гитары и даже фортепиано. В одном углу были сложены пластинки, в другом лежала книга песен The Beatles. Райские условия для мальчика, который систематически превращался в помешанного на музыке.