"Я ни в чем не виновата", - думала она, но чувствовала себя так, будто все произошло по ее вине. Непонятное желание обрело форму, ее охватила злоба. Может, бабка потеряла сознание, там, в домике. И теперь лежит без чувств, возможно, мертвая.
Но она же встала. Она же забрала свою шапку.
Все равно. Ее проклятие лежит на мне.
Лейла прокралась из своей комнаты в гостиную.
Нинни тихо, по-щенячьи посапывала на розовом пуховом пальто. Одна из близняшек спала на диване, волосы черным каскадом перекинулись через край. Другая ворочалась на полу, пытаясь сдвинуть три разъезжающиеся диванные подушки.
- Эмель? - шепнула Лейла.
Та, что не могла заснуть, посмотрела на нее.
- Элиф, - поправила она, встала и вышла к Лейле. - Мне снилась всякая гадость, мне плохо.
Они прокрались на кухню. На улице уже светало.
- Что тебе снилось? - спросила Лейла.
- Такая мерзость, что лучше не рассказывать. А ты вообще спала?
- Я все время думаю про Змеюку. А вдруг она лежит там в обмороке.
- Хочешь, пойдем посмотрим, - предложила Элиф.
На улице было прохладно; ласковый ветерок дул им в лицо. Пахло сиренью, невинностью и чистой надеждой.
- Мне плохо, голова раскалывается, - сказала Элиф. - А вдруг она до сих пор там и сейчас не спит?
На детской площадке, окруженной живой изгородью из колючих кустов шиповника, было тихо и пустынно. Был ли там кто-то?
Нет, в домике зияла пустота. На стене светились те же самые неразбочивые граффити. На песке в песочнице было полно следов, как будто старуха плясала там в своих золотых туфлях. Несколько темных пятен крови осталось на деревяшке песочницы. На ветке повис маленький кусочек оловянной фольги.
Элиф легла на деревянную скамейку.
- Мне так хреново, - снова сказала она. - Я чуть-чуть полежу. - Она закрыла глаза.
Лейла на осмелилась возразить. Она посмотрела на домик. Его пустота манила, как открытый колодец. Она не могла ничего с собой поделать и проползла вовнутрь. Там было прохладно и сыро, от песка веяло ледяной старостью. Там тоже валялся обрывок фольги. Мелкая монетка за переправу. Ей не хотелось прикасаться к ней.
Лейла съежилась в комочек. В окошко было видно, как утренние лучи высвечивают в песочнице утоптанный песок. Птицы чирикали все усерднее, словно их щебет был неотделим от нарастающего света. Свет был по-детски свежим, будто полагал, что может все отмыть, излечить все своим целительным бальзамом.
Лейла прошептала:
- Защити меня, Господи Иисусе, от змеиного укуса.
Она почувствовала, как голову облегает бабкина шапка.
Она вздрогнула, сжала руки и про себя взмолилась: "Боже милостивый, только бы она на нас не сердилась, только бы она не пострадала из-за нас".
Тишина, и больше ничего. Сырость и прохлада песка просочились сквозь легинсы. Здесь она и будет сидеть. Вход охраняет призрак. Время остановилось.
Внезапно снаружи послышались звуки, неразборчивое бормотание, какое-то заклинание. Поначалу она не поняла, откуда они доносятся. Вся дрожа, она выглянула из домика.
Элиф спала на скамейке, голый живот выглядывал из-под коротенькой кофточки. Ее ботинки на платформе, как якоря, погрузились в песок, рука свисала вниз. Она разговаривала во сне на своем родном языке. Нахмурив брови, она повторяла одно и то же.
Лейла смотрела на нее и слушала.
- Yalan soylemiyorum, - говорила Элиф. - Yalan soylemiyorum.
Она казалась сердитой, а может, огорченной. Когда Лейла наклонилась, чтобы заглянуть ей в лицо, Элиф вздрогнула и проснулась.
- Вот черт, - сказала она. - Мне так фигово.
Она села. Потом улеглась опять.
Послышались шаги; кто-то поднимался на гору. Лейла не решалась посмотреть, кто это. Может быть, это два типа, которые всю ночь пьянствовали и так и не смогли найти себе девчонку. А теперь искали, кого бы изнасиловать. Она села на корточки и прижала палец к губам. Элиф лежала как ни в чем не бывало, ей не хотелось никуда идти. Шаги приближались; послышались голоса: обычный разговор между мужчиной и женщиной.
Они прошли мимо.
- Элиф? - позвала Лейла. - Может, пойдем? А то кто-нибудь придет. Нам нельзя оставаться здесь одним.
- Я знаю приемы айкидо, - пробормотала Элиф.
- Хорошо, но все равно пойдем. Я не хочу оставаться здесь одна.
- Но я же с тобой. - Элиф закрыла глаза. Подводка синими пятнами размазалась вокруг глаз. На ноздре у нее была маленькая родинка.
Все-таки с Элиф лучше не ссориться. Сидеть здесь, рядом с нею - это честь, доверие. "Элиф, это было, когда мы с тобой вышли погулять ночью", можно было бы сказать потом при случае. И знать, что ты видела гордого воина спящим.
- Элиф, ты простудишься. - Она нежно потормошила ее. - Надо идти.
- Да-да-да. - Та поднялась и встала.
Они оставили позади знаки Змеюки; ее дом и ее танцплощадку, ее следы и два поблескивающих кусочка фольги.
Они шли домой. Солнце било в глаза. Чувствовалось, что теперь-то сон должен прийти.
- А что за мерзость тебе приснилась? - спросила Лейла.
Элиф пожала плечами и выпрямилась. К ней вновь вернулась ее привычная гордость, в глазах блеснул панцирь мрачной иронии. Она откинула волосы назад.
- Я уже забыла, - решительно сказала она.