Удивительный хамелеон (Рассказы)

И тут его страсть превратилась в отвращение, в ужас. Я не могла этого вытерпеть, мне казалось, будто он ударил меня. Но я продолжала стоять на месте во всем своем великолепии. Я не понимала, что он не замечает его. Он хотел чего-то другого, он всегда хотел чего-то другого. У него был изможденный вид.

Но я не могла отпустить его. Ужасные слова, будто густая горячая кровь, наполнили мой рот и хлынули из меня страшным темно-красным потоком:

- Я люблю тебя, я хочу тебя!

Но его страх, его отвращение были столь велики, что я в бессилии отступила в сторону.

Тут я услышала легкие шаги Софии в соседней комнате. Она вышла в грязном белом платье, ее лицо было мертвенно-бледным, а щеки мокрые от слез.

Андреас стоял между нами.

- Ты уходишь? - прошептала безутешная София.

Может, хотя бы к ней у него проснется жалость? Но нет, она вызвала у него такой прилив горечи и вины, что ему захотелось одного: бежать со всех ног.

Итак, он уходит, уходит навсегда. Он, который мог бы наполнить радостью наши дни и ночи, он, благодаря которому тьма могла бы стать не бездной, а колыбелью, как бывает лишь для любящих.

- Прости нас, - пролепетала София, - если мы испортили тебе отпуск.

Он попрощался. Мне хотелось броситься вслед за ним, связать его, удержать живого или мертвого. С ним случится что-то ужасное. Но я ничего не сделала, ураган бушевал только в моей душе.

Прежде чем уйти, он обернулся и в последний раз взглянул на нас, словно мы были два призрака.

Посмотрев на Софию, он подумал: бедная пташка.

Когда же его быстрый взгляд скользнул по мне, я четко услышала, как он сказал: "Нелепый дом".

Я знаю, теперь мы снова останемся одни с неистовой, непереносимой болью.

Но я также знаю, что с этой болью можно существовать; ведь я несу ее в себе давно. И я знаю, мы будем жить нашей жизнью, день за днем, как живут почти все люди: с великой тайной печалью и хрупкой неугасимой надеждой.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ХАМЕЛЕОН

Красное платье ей действительно шло, она и сама видела это в зеркале. Впервые за последние пять лет ей захотелось надеть именно такое платье. Впервые она по-настоящему радовалась предстоящей вечеринке. Она слегка подрагивала от волнения и с удивлением думала, что все еще может выглядеть соблазнительно. Ведь она уже так давно не бывала на вечеринках.

Элизабет заколола волосы в хвост, пальцами вытянула несколько вьющихся прядей и улыбнулась самой себе довольной, игривой и несколько бесстыдной улыбкой.

Взглянув в зеркало, она заметила стоящую в двери Элин. Дочь смерила Элизабет мрачным критическим взглядом. У девочки были тонкие губы и бледное личико. Она заметила ту оценивающую улыбку, которую мать послала своему отражению.

Вообще-то Элин собиралась пойти вечером к подружке и переночевать у нее. Но потом у них что-то не сложилось. Теперь ей предстояло сидеть дома одной. Она уверяла, что вовсе не будет скучать. Ведь ей уже тринадцать, почти четырнадцать.

Но все же что-то было не так. Это чувствовалось. Впрочем, так бывало часто. Дочь нередко вела себя холодно и высокомерно; Элизабет казалось, будто девочка ее в чем-то обвиняет.

"Смоем водичкой кислое личико", - пропел в голове Элизабет детский голосок: эту шуточную песенку она то и дело напевала для Элин, когда та была маленькой; в свои пять лет девочка легко запомнила ее и стала повторять так часто, что это стало для нее чем-то вроде молитвы. Днем и ночью, кстати и некстати, в печали и в радости Элин бубнила себе под нос: смоем-смоем-смоем водичкой, СМОЕМ-ВОДИЧКОЙ. Детские ручки крепко схватились за эту песенку, как за спасательный круг, и Элин, подражая лицу матери, глядела на нее своими бездонными, завораживающими рассудок глазами-колодцами и повторяла почти шепотом - в зависимости от настроения это веселило Элизабет или выводило ее из себя: смоем-смоем-смоем-водичкой-кислое-личико!

Так она делала и в этот раз. Но все еще можно было обернуть шуткой. Элин с независимым видом прошествовала в комнату, словно маленькая ледяная принцесса. Как же выманить из нее ту душевную теплоту, которая, несмотря ни на что, то и дело проскальзывала между ними; те воспоминания, те тайны, ту игривую болтовню, связывающую двух существ одной крови?

- Что, Элин, читать тебе не понравилось? - спросила Элизабет.

- В книгах вечно пишут о всякой ерунде, - констатировала Элин.

- А о чем бы ты хотела читать? О любви? - вырвалось у матери. И она тут же поняла: ее попытка исправить положение обречена. Дурацкая реплика разведенной мамаши, минуту назад улыбавшейся самой себе в зеркале.

- О любви, - фыркнула Элин.

Наверно, ее реакция вполне естественна. В ее возрасте. Особенно когда твои родители развелись. Хотя с того времени прошло много лет.

"Нужно всегда стараться понять другого", - с некоторой усталостью подумала Элизабет. И все же она злилась, как глупая девчонка. И все из-за того критического взгляда Элин, возомнившей себя полицейским и судьей. Элин-тюремщица, Дитя Вины.

Элизабет надела серьги, которые купила недавно, - на вид они казались дорогими.

- В следующий раз мы пойдем на вечеринку вместе, - бодрым голосом пообещала она.